Золото

— Зачем делать жизнь. Человек делал жизнь. Ходи Незаметный, Алданзолото говори, партия говори. Шибко кричи надо. Моя — язык нет.

И после этого он всякий раз, завидев Лидию, укоризненно качал головой:

— Зачем язык — меда, сердце — леда!

Лидия стала избегать его, обходила голову разреза стороной, пыталась обойти жизнь, приступившую к ней с требованиями. Наконец, совсем перестала бывать на участке. Сидела дома, небрежно одетая, словно махнула на себя рукой; встречала мужа полными ненависти глазами с острыми точечками в зрачках.

Однажды перед самым ужином арендатор прислал за Пласкеевым. Лидия не сводила глаз с захлопнувшейся двери и барабанила по столу пальцами. Вдруг вскочила, со злобой сорвала накидку мужа со стены, бросила на пол, топча ногами, забила под скамью. Показалось невероятно обидным остаться одинокой за столом: бросил жену и ушел по малейшему зову негодяя!

Федор Иванович вернулся скоро. Не раздеваясь, прошелся из угла в угол.

— Случилось что-нибудь неприятное?

— Довольно того, что я ему сделал две канавы своими рабочими. Верхом хочет сесть на шею!

Он продолжал шагать. Беспокойство изменило его лицо.

— Понимаешь — он губит меня. Скрыл золото на участке при помощи этих негодяев-промывальщиков, а я должен за эти идти под суд. Проклятые гнезда ускользнули от меня, а ему повезло. Не повезло, а просто он обокрал меня. Он разбогатеет, а я не знаю, что мне ответить на запрос из Главного управления. Будь он проклят, этот Белоснежный! Знал бы — не поехал сюда ни за какое жалование!

— Да, будь он проклят, — повторила Лидия. Глаза ее округлились, брови поднялись. Она рассмеялась. — Значит, он самым настоящим образом объегорил тебя. Перехитрил. Конечно, ему наплевать. Неужели ты думал, что он будет деликатничать с тобой?

— Вместо того, чтобы выслушать и хоть чем-нибудь помочь или хотя бы просто посочувствовать, ты злорадствуешь!

Лидия решительно поглядела в глаза мужу.

— Я не желаю, чтобы и меня посадили вместе с тобой.

Смотритель опустился на скамью. В полушубке, в шапке был похож на беглеца, которому надо сейчас же продолжать свой путь. Он всеми силами старался овладеть собой. Потер руки, как делал это, будучи в хорошем расположении духа:

— Лидок, как насчет горяченького. Уж извини меня, пожалуйста.

— Ты весь день отдаешь тому, чтобы как можно больше принести вреда своей стране, а от меня требуешь помощи, ухода, стряпни.

— Ты была бы рада, если бы меня посадили. Но ведь и в тюрьме дают похлебку — кандер, — ответил на дерзость жены смотритель. Сдвинул со стола рукавицы и присел на обычное свое место.

— В тюрьме, может быть, кормят, но я не могу больше участвовать в ваших темных делишках. Выходит, значит, так: если бы не аренда, богатая долина погибла бы?

Федор Иванович удобней уселся на скамье и приготовился к сдержанному терпеливому разговору, которым не один раз успокаивал жену. Она поняла его движение: