Золото

— Брось, Косолапый, тень наводить, и так смеркается рано. Пойдем-ка поищем свой фарт, который у нас Федор Иванович отнял. Самородки, говорят, по фунту — обыкновенная вещь. А где по фунту, там и на пять. — Жорж заблестел глазами и подмигнул. — Дернуть стопочку у тебя нет? Хотя у кого спрашиваю, — вспомнил он, — у партийного…

— Да, хвалиться нечем, спирта не держу.

— А все-таки как насчет должишка? Чую, что не получить. Зря топтал валенки. Пойдем дальше по приходу, где-нибудь подадут.

Жорж надел шапку. В его движениях и голосе сказывалась обида. Как только захлопнулась за ним дверь, Лидия бросилась к Мишке:

— Зря его уволили, парень может совсем закрутиться. На службе он был в узде хоть сколько-нибудь. Пропадет парень.

— Он и так пропал. Ты знаешь, что он творил? Ему полпуда золота не хватало на неделю. Взятки с левого и с правого брал, своих клиентов в богатые артели впихивал, с контрабандистами самыми известными — в обнимку, неправильную выработку допускал. Двоих задушило в забоях. Удивительно, как могут такие дела долго сходить с рук. Случайно вышло наружу. Хотели выслать в двадцать четыре часа.

Лидия качала головой, Мишка встрепенулся от ее молчаливого упрека:

— А я считаю, что меня надо взгреть за то, что я молчал. Он меня, помнишь, в артель совал к китайцам. По-твоему, не по-товарищески? Но понимаешь — если человек считает ошибкой прежнюю жизнь, имеет он право по-новому смотреть? Вместе в орте, видишь ли, работали, вместе пропивали, родня огромная!

6

Утром от пурги остались сугробы с острыми гребнями, похожие на волны. После ночного воя и свиста тишина была радостна.

Пока позавтракали, солнце оторвалось от вершин хребтов и обливало их белые склоны золотисто-розовыми лучами.

Лидия чувствовала легкость в движении и в мыслях, ступая по твердо набитому, хрустящему снегу. Она не торопилась, было еще рановато для посещения квартиры молодого одинокого человека. Торопливой, будничной походкой ее нагнала Поля. Шла рядом, говорила о нардоме. «Почему у нее такой красный носик, — подумала Лидия, — неужели от мороза?» Хотелось посоветовать переделать не идущую к ее лицу шапку, укоротить пальто и немножко повыше поднять пояс, спустившийся ниже талии, отчего фигура получалась вздутой со спины и с живота, а ноги несоразмерно короткими. После письма, которое она прислала, казалось, надо что-то сказать, но Поля не упомянула о нем. Когда Лидия повернула на нижнюю дорогу, Поля воскликнула:

— Значит, ты не хочешь посмотреть строительство? Торопишься? — И залилась краской.

Вблизи бараков садились белые куропатки, прилетевшие после пурги в поселок побегать на темных пятнах утоптанного снега и покормиться в отбросах. Вспугнутые прохожими, они перелетали с места на место, сияли серебром крыльев в лучах солнца.

Узнав, где Петина каморка, Лидия распахнула тесовую дверь:

— Дайте скорее каких-нибудь зерен. Хоть рису, если нет ничего другого. Такая масса куропаток!

Через минуту они кормили куропаток. Петя держал перед Лидией пригоршню риса, она, сияющая, бросала зерна. От взмаха руки, словно в сказке, птицы взлетали с шумом и снова садились.

Лидия со всей силой бросила последние зерна самым пугливым птицам, бегающим в отдалении. Стайка снова взлетела. Не решаясь сесть, проносилась мимо, делая круги.

В каморке стояла узенькая деревянная кровать. Шерстяное одеяло, подушка в белой наволочке. На этажерке — книги. На столике — жестяная пепельница.

— Но сесть все-таки не на чем, — улыбнулась Лидия, снимая пальто.