Золото

Она принялась рассказывать о том, как пришла на Алдан. Трудно, отбою не было от мужчин. При муже все-таки стеснялись. Но после смерти мужа началось… Хоть беги с приисков.

— Один лучше другого. Один золотой, а другой бриллиантовый. А вот прошлой зимой ходила на Амур за коровой. Тысяча километров. Тут свои дела — одних подков сменила пять кругов — а они, золотые-то эти, свое только понимают. Ни один не подвинется на нарах, клока сена не бросит без чего-нибудь. Как дите около тебя трется и слезы у черта мокрые. Алдан, батюшка. Вот уж правда — Алдан. Теперь-то как славно: подоила — десятка в кармане. Четыре рублика бутылка. Дорого — все понимают, а сколько горя претерпела — никому неизвестно.

Еще невыносимее делалось от болтовни хозяйки Еще сильнее схватила тоска, сознание надвинувшегося бессилия, страх перед одиночеством на последней четверти жизни. Каждый звук казался шагами жены, каждый шорох заставлял оглядываться. Федор Иванович выходил на улицу, вглядывался в прохожих, возвращался снова в каморку.

— Не идет твоя дамочка? А ты бы сбегал на Верхний. Там, говорят, вчера такая гулянка была — весь поселок пьяный валялся. Смотритель Соломатин, говорят, гулял. Известно, им только и гулять. Купаются в золоте. От всех почет и уважение.

Федор Иванович, удивив болтливую бабу поспешностью, схватил шапку, выбежал из барака и зашагал по тропе между отвалов с мыслью во что бы то ни стало разыскать жену сейчас же. Если бы не люди кругом — пустился бы рысцой. Каждая минута казалась дорогой. Он не обвинял жену, винил себя: не сумел привязать, перевоспитать…

Тропы вились во всех направлениях, под сапогами разглаживалась глина и ил, приходилось менять одну тропу на другую, но и новая сейчас же ускользала в сторону — на сопку или к баракам Тут и там хныкали насосы и тянули жижу в свои деревянные глотки, чтобы выплюнуть в колоду бутары{46}.

— Ты что, паря, потерял кого или заблудил? — окликнул его старатель.

Федор Иванович не ответил, только скосил глаза и вдруг замедлил шаг. Нерешительность и опасение овладели им: как явиться ни с того ни с сего непрошеным гостем к шахтеру, которому когда-то сделал так много плохого? Просто выкинет на улицу и намнет еще бока. От них ведь этого только и жди. Остановился возле бутары. Рыжий детина гребком сбросил камни с колоды. Вид злого жеста вернул Федору Ивановичу решительность. Он зашагал снова. Миновал десяток делян и замер, не веря глазам: навстречу по скользкой тропе через отвал перебиралась Лидия. Она не видела его, в ее фигуре он заметил что-то детское, словно ученица опоздала на урок.

Молча сошлись. Под его пристальным взглядом ресницы Лидии дрогнули и опустились: разве он поверит, что ничего не произошло, что она могла бы давно вернуться, но хотелось еще побыть в веселой компании.

— Ты за мной, Федя?

— Всю ночь ждал, — сказал Пласкеев едва слышно и почувствовал поднимающийся гнев… — Не одно у меня дело, чтобы ночами сидеть и ждать.

— Пойдем скорее, — прошептала Лидия.

После гулянки с пляской она испытывала неутолимую жажду, будто не пила неделю. Клокотанье льющейся из желоба воды вызывало болезненную сухость во рту и желание броситься пить из пригоршни.

Глаза ее поднялись и мгновенно выражение их изменилось: брови испуганно взлетели. Муж пытался что-то сказать, но от ярости не мог произнести слова. Вдруг с неожиданной силой он толкнул ее от себя прочь.

Лидия взмахнула руками, поскользнулась и — свалилась в канаву. Кругом смеялись, выкрикивали что-то обидное. Федор Иванович опомнился, встал на колени в жижу, протянул руки жене и помог ей выбраться.

— Я такую в боковом кармане носил бы, как зеркальце, а он бьет, — сказал ближний старатель товарищу, — вот дуракам счастье.

— Она с Жоржем гульнула сегодня ночку, — крикнул кто-то сзади.

Взявшись за руки, Лидия и Федор Иванович, осыпаемые насмешками, зашагали по тропе, стараясь как можно скорее уйти от людей, видевших их ссору, но их грязные пальто продолжали вызывать оскорбительные предположения. Из каждой артели находился любитель почесать язык.

— Смотри, ребята, как разделались. Места посуше не нашли.

Наконец они укрылись в каморке Петровны.