— Я останусь посмотреть радиоустановку.
— А конюх, думаешь, будет ждать? Ему наплевать на установки, возьмет и уедет с нашими лошадьми.
Лидия поморщилась.
— Я вас не заставляю ждать меня, поезжайте себе на здоровье, а мне хочется иметь хоть какое-нибудь представление о радио.
Смотритель сжался и спрятал глаза. В ссутулившейся спине появилось знакомое выражение бессилия и упрямства. Сделалось жалко его, но сейчас же охватила досада за вечный надзор, постоянный глаз, какой-то сыск, — не имеешь права сделать лишний шаг по своей воле! Лидия остановилась, дала мужу пройти вперед и кивнула Пете.
— Идемте.
Федор Иванович не оглянулся. И как только он скрылся за ближайшим отвалом, молодые люди, словно по обоюдному сговору, одновременно протянули друг другу руки и зашагали вправо, пересекая ключ. Их легкие фигуры словно плыли над хаосом раскиданных камней и пород. Обгоняли медленно бредущих старателей в тяжелых сапожищах и широченных ичигах. Разноцветные рубахи приискателей пестрели яркими пятнами. Лица таежников, бронзовые и хмурые, казались схожими, несмотря на то, что тут были и монгольские, и китайские, и русские, смешанные и перемешанные в огромной посудине — Сибири. На молодую пару, взявшуюся за руки, обращали внимание и провожали взглядами. В Пете поднималась гордость.
— Замечаете? Это на вас. Вы на Алдане самая красивая женщина. Есть еще одна блондиночка, но не в счет, как говорится, всем известная.
— Что-то вы, Петя, сегодня очень расхрабрились.
— Хотите сказать — стал нахалом. Не все израсходовал на митинге, некуда девать.
Лидия крепко сжала руку Пети, чувствуя искреннюю благодарность за огромное дело, сделанное им на митинге.
— У вас вышло очень сильно. Особенно о женщине. Вообще — замечательно. Говорю без лести. Но смеяться над «известной» блондинкой — нехорошо. Вы не знаете человека, как же можно осуждать его? Она недавно вышла замуж за моего друга — старателя и теперь никогда уже не будет «известной». Можете вычеркнуть ее из списка.
— Я не хотел ее обидеть, но, вообще говоря, давно бы надо заняться; собрать разных спиртоносов, контрабандистов, вообще любителей легкой наживы и — по зимнику на юг.
Лидия отняла руку и задумчиво сказала:
— Не дай бог никому такой легкой наживы.
— Нет такой причины, которая оправдала бы проституцию. Условия условиями, но человек должен отдавать отчет в своих поступках. Нечего валить на условия. Каждая может пойти в организацию и найти помощь. В любую. Везде помогут. Не признаю причин.
— А любовь, Петя, разве не может сделать из человека и преступника и все что угодно?
— Как угодно люби, но не забывай, где находишься.
Петя поджал губы. Лидия вызывающе заглянула ему в глаза.
— А ревность? Тоже, по-вашему, не полагается?