Золото

— Нельзя смеяться? Ну, не буду. Раз нельзя — не имею права.

Мишка пошел прочь, радуясь, что Иван будет тоже на Верхнем, можно быть спокойным за Мотьку. Скандалист там напьется и раньше завтрашнего утра не явится на Нижний.

На Верхнем было уже полно. Приискатели, празднично разодетые, группами сидели на кучах перемытых мелких камешков — отвалах, на пнях, на зеленых ковриках уцелевшей травы, на бортах сплотка. Ноги в сапогах, в ичигах, в чунях беспечно покачивались; велись оживленные разговоры. Людям хотелось забыть заботы и труд, чувствовать себя в ином мире хоть на час.

Сплоток шел по подножью сопки смелой плавной линией. Взвивался выше на каждой следующей сопке, и все короче и туманней делались черточки, пока совсем не терялись в голубом полдневном мареве. Как будто кто-то взял и набросал эти уверенные линии на картине, изображающей хребты и суровую тайгу. Не чувствовалось напряженного труда, потраченного на грандиозное сооружение. Шесть километров уложенных и притесанных плотно друг к другу плах! Мишка бывал на Ортосале, горной речке, которая хлынет сегодня в искусственное ложе, оживит оба прииска, избавит приискателя от саней с деревянными ящиками, от красных полос на плечах, даст правительству новые пуды золота, покроет все недочеты и прорывы в планах, о которых говорил управляющий Нижнего прииска. Бурная, сердитая река смиренно побежит по дорожке и будет работать на человека. Будет со временем колыхаться в котлованах, отражать белые борта драг, двигаться по ключу, и три раза перемытые пески вновь дадут урожай дорогого металла, дорогого не только по его свойствам, но и по количеству труда и лишений, затраченных на его добычу…

Мишка толкался в толпе. Услышав разговор о Бодайбинских приисках, обрадовался, подошел и снял шляпу, приветствуя горняков. Они совсем недавно пришли на Алдан и ругали порядки.

— Если бы не Лена эта Голдфилдс, махнули бы назад, даром что ноги еще не поджили. Был членом союза, а сюда пришел — стал бродягой, старателем. Копай землю, найдешь — твое, а не найдешь — тоже твое.

Они с трудом представляли себе, как это можно остаться вне союза, на положении каких-то игроков в счастье, не обеспеченных зарплатой. Мишка, уже привыкший к Алдану, смотрел на них с улыбкой, как на избалованных детей. Он вступился за Алдан, в который врос уже и вложил силы и кровь.

— Уйти не хитро, а вот сделать так, чтобы Витим позавидовал Алдану — это да. Нет, я не собираюсь уходить отсюда.

— Хорошо моете, наверное?

— Ничего подобного. Моем плохо, а уходить не хочу.

— А мы вот неделю ищем дырку, куда бы всунуться.

Один из горняков, с хитрецой в глазах, подмигнул Мишке и отвел в сторону.

— Тут, я вижу, надо шкурку менять. Ты не посоветуешь какого-нибудь подходящего человека? Другом будешь.

Мишка чувствовал ладонь на своем плече. Взял горняка под руку и кивнул остальным. Вся компания направилась на розыски Жоржа, которого один знал лично, а другие слышали о нем.

— Вот так дела, смотрителем сделался. Ну и ну. Давай его, товарищ.

Они направились на поиски Жоржа, смешались с толпой.

22

Федор Иванович и Лидия держались поодаль. Смотритель хмуро поглядывал на старателей и, предчувствуя неприятную встречу с кем-либо из бодайбинцев, знавших его, готов был каждую минуту сбежать с толкучего рынка, как он называл сегодняшний день на Верхнем.

Так и случилось. Супруги только что уселись на траве и, расстелив салфетку, принялись за завтрак, который Лидия взяла с собой, — Мишка, четыре горняка и Жорж подошли к ним. Жорж, наступая на салфетку, протягивал руку.

— Лида, здравствуй. Федору Ивановичу, другу — нижайшее. — Жорж успел уже основательно выпить ради праздника.