— Кто сказал? Я ничего не почувствовала.
— Екатерина Яковлевна, — вступился Пётр Петрович, — есть инструкции, и мы обязаны им следовать. Выходите.
— И не подумаю!
— Тогда я вас выведу силой!
— Нет, у меня обед еще не доварился.
— Еще толчок, и обед вам больше не понадобится.
— Ладно, иду.
Екатерина Яковлевна с притворным кряхтением отошла вглубь квартиры, затем послышался хлопок закрывающейся двери. Вскоре женщина вышла на улицу и присоединилась к соседям.
Двор гудел. Мнения жильцов разделились.
Одни настаивали на немедленной эвакуации в поселок. Другие советовали позвонить на сейсмостанцию или в Москву и поговорить с Серго Цинцкаладзе. Третьи собрались просто переждать опасный период во дворе под деревом.
В это время, подняв облако пыли, во двор въехал газик и затормозил рядом с собравшимися. Анна Самойловна вышла из машины и встревоженно спросила:
— Что за собрание? Что-то случилось? О, и Мила моя здесь.
— Мама, мама, — Камилла бросилась к машине, — слава Богу, вы вернулись! Нас тут трясло. Как вы доехали?
— Мы ничего не заметили, — Анна Самойловна пожала плечами, вопросительно повернулась к Димону и Верочке, которые выгружали сумки. Верочка отрицательно покачала головой.
— Машину всегда трясет, — пошутил Димон, — сплошные толчки, особенно на поворотах.
— Папа звонил утром, у него все хорошо. Обещал позже набрать, — сообщила Мила. В ее голосе прозвучали тревожные нотки.
— Не волнуйся, сейчас со всем разберемся, — Анна Самойловна обняла дочь и поцеловала.
Вдруг из-за стола поднялся Фёдор и подошел к собравшимся.
— Вы меня, конечно, простите, может, не мое дело! Но не понимаю, с чего такая паника? — приезжий смерил Галину Петровну оценивающим взглядом. Невысокая, в клетчатой мужской рубашке, с подвернутыми до локтя рукавами, в теннисной фуражке и мокасинах, она вела себя уверенно и решительно.
— Вам бы еще рупор и в казарму, — усмехнулся Фёдор.