— Доля вашей вины проскальзывает в содержании письма, — вежливо заметил Лебедь. Он не чувствовал себя готовым к подобной беседе. Но понимал, что как командир он обязан толково и честно переговорить с рядовым Истру. Успокоить его. На отпуск по семейным обстоятельствам нечего было и рассчитывать. Вот если бы такое письмо прислала законная жена, тогда другое дело. — А почему ваш соперник не попал в армию?
— У него плоскостопие или еще что-то, — ответил Истру.
В этот момент дверь в сержантскую комнату отворилась. И они услышали громкий и немного испуганный голос дневального:
— Рота! Тревога!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Заметка из окружной газеты:
Из окна гарнизонной гостиницы в Сезонном был виден запорошенный снегом лес, поворот дороги и полосатый шлагбаум, который никогда не бывал опущен и торчал над дорогой как колодезный журавель. Возле шлагбаума несли службу двое солдат. Постукивая нога об ногу, они топтались на пятачке. Иногда останавливали выезжающие грузовые машины, проверяли путевые листы.
С севера надвигалась туча, большая и низкая. Чувствовалось, что к вечеру разразится пурга.
Игорь Матвеев сидел у стола, просматривал беглые записи, которые он вчера сделал в штабе округа. Стол был накрыт белой скатертью. На столе стояла коричневая керамическая вазочка с веточкой ели.
В номере помещались три кровати, заправленные розовыми шерстяными одеялами. Возле каждой кровати тумбочка, стул. В круглой железной печке, вделанной в стену от пола до потолка, потрескивали дрова. С десяток поленьев лежали возле печки, пахло сосной.
В коридоре послышались шаги, потом дверь отворилась. Вошли полковник Кутузов и фотокорреспондент Валя Крякин. Крякин был вольнонаемным служащим Советской Армии. Потому, естественно, ходил в гражданской одежде. На нем были новая дубленка, ондатровая шапка с опущенными ушами, сапоги на меху. Он сказал:
— Вот всегда так. Если мало-мальски подходящее учение, значит, погода такая, что снимать ни черта нельзя.
— Учись во всякую погоду снимать, Крякин, — заметил полковник Кутузов. — Какой же ты мастер, коль пургу снять не можешь. В таком снимке раздолье для экспрессии, динамики.
— «Экспрессия», «динамика», — передразнил Крякин, выбираясь из дубленки. — А потом на редколлегии скажут: у этого солдата петлицы не видно. А у этого звание не разберешь… Вон на последней редколлегии. Фото: гимнастка на бревне стоит. Генерал, этот лысенький, в авиационных погонах который, фамилию забываю. Он говорит: а почему она в трико? А я ему в ответ — что ж ей, в тулупе на бревне стоять?.. Так главный потом мне полчаса вклеивал. Нельзя так разговаривать. Пусть он ничего в фотографии не понимает, но он же генерал… А мне до лампочки!
Кутузов засмеялся:
— Вот видите, майор, в чем преимущество нашего вольнонаемного коллеги. Генералы ему до лампочки.
Игорь Матвеев, еще не привыкший к вольностям, бытующим в среде журналистов, счел за лучшее отмолчаться.