— Он отвечать не будет, — перевел Литвиненко.
— Ладно, — сказал Матвеев. Обратился к разведчикам: — Ведите его в штаб полка. Только найдите ему варежки.
Разведчик, широколицый, веснушчатый, снял свои рукавицы и протянул немцу. Тот нерешительно взял их и посмотрел на Матвеева. Посмотрел удивленно, вопросительно и немного растерянно.
— Гут, гут! — сказал Матвеев. И добавил: — Валяйте.
Второй разведчик (Матвеев сейчас уже не мог припомнить его лица) поднял автомат. Сказал:
— Пошли.
Матвеев и Литвиненко вслед за ними вышли из землянки. Стояла тихая лунная ночь. Снег искрился беззаботно и совсем мирно.
Веснушчатый широколицый разведчик шел первым, за ним обер-лейтенант, позади второй разведчик.
— Красиво, — сказал Литвиненко и вздохнул. — Я всегда любил зиму. Родился в Москве, на Чистых прудах и, сколько помню себя, зимой не расставался с коньками. Пруд замерзал, его освещали лампочками. А по воскресеньям, случалось, играл духовой оркестр.
— А мне на коньках бегать не пришлось, — признался Матвеев. — У ребят, помню, снегурки, к валенкам веревками привязывали. А мои родители мне почему-то не купили. Я не попросил, а они сами не купили… Может, денег не было… Наверное, не было. Мы бедновато жили. Колбаса, сыр на столе бывали только по большим праздникам… Впрочем, и зимы-то у нас были дождливые.
— Нет… — Литвиненко чуть улыбнулся, вспоминая… — У нас семья была обеспеченная. И дед мой, и отец известные в Москве мастера по русским народным инструментам. У деда коллекция гармошек и баянов — целое состояние…
Разведчики и обер-лейтенант как раз в этот момент вышли на опушку леса, за которым открывались поле и хутор, — там располагался штаб полка.
Они вышли на опушку. И… мина, судя по всему, была противотанковая. Почему она взорвалась под ногой человека? Наверное, исключительный случай. Обычно такие мины рассчитаны на иную, большую тяжесть…
Матвеев, Литвиненко и несколько солдат, что были при штабе батальона, побежали к опушке. Побежали, желая оказать помощь. Нашли только одну рукавицу…
С Матвеевым и раньше случалось так, что какой-нибудь звук, запах, цвет или кем-то оброненная фраза вдруг вызывали поток воспоминаний, большей частью военной поры, поток, за которым илом выпадал осадок душевной боли, с горечью и сомнениями. Сомнениями в собственной правоте, в смысле своего существования, в предназначении…
Катерина, его бывшая жена, утверждала, что человек не должен сводить свою деятельность к функции гвоздя, пусть очень даже большого, выполняющего важную миссию — крепление доски на мосту, по которому ходят люди.
— Понимаешь, человек шире, глубже, выше, просторнее. Человеческая мысль способна преодолеть время и пространство. Человек, если хочешь знать, сосуд, в который должно понемножку вместиться все, что есть на земле.
— На земле, между прочим, есть такое понятие, как долг.
В свое время Катерина три семестра училась на филологическом факультете ЛГУ. Считала себя женщиной ума гибкого и развитого.
— Птица живет, чтобы жить. Медведь живет, чтобы жить. А человек живет, чтобы выполнять долг. Так?
ebooksa