— А ты смелый!
Я махнул рукой, чувствуя, как пылают мои щеки:
— Очень.
— Нет, — сказал Паша Найдин. — Я бы не посмел.
…И вот сейчас Жанна стояла на пороге. Стояла в роли хозяйки, к которой привел нас Витек Баженов. И она улыбалась ему. А он — ей.
Как я позавидовал тогда Баженову! Наверное, никогда в жизни не завидовал так черно никому.
— Это мои друзья — Даша и Антон, — представил он нас.
— Жанна, — она протянула руку.
И я понял: она не узнала меня. Она видела только одного Баженова. Он похлопал ее по щеке небрежно и ласково, как керосинщик дед Зозуля хлопает свою лошадь, на которой десятый год развозит по городу керосин. Жанна расцвела в улыбке, отступила от порога. Мы вошли в комнату.
Комната Жанны оказалась немногим больше железнодорожного купе. У стены напротив входа стояла кровать. Выкрашенная краской «слоновая кость» спинка ее упиралась в подоконник. Рядом с кроватью стоял высокий и старый шкаф — гардероб, перед кроватью — стол. Одним краем, как и кровать, он тоже упирался в подоконник. Стена же вся была ловко оклеена цветными фотографиями из заграничных журналов. С фотографий улыбались хорошо одетые мужчины и обаятельные, не боящиеся простуды молодые женщины. Одна из них, сфотографированная на теннисном корте, была совершенно налегке, исключая ракетку в правой руке: ее обогревали лишь голубые тапочки.
Перехватив мой взгляд, Витек ухмыльнулся.
— Хороша говядина.
— Зачем ты так? — укоризненно спросила Жанна. В домашнем халате из веселого желто-розового ситца, почти ненакрашенная, Жанна мало походила на певицу из кинотеатра, которой я подарил сирень.
Витек умудренно вздохнул:
— Создавая такое тело, матушка-природа до того увлекается собственным творчеством, что забывает про серое вещество. А между тем серое вещество единственное, что отличает женщину от коровы.
— А хвост? — тихо и робко спросила Даша.
— Сдаюсь, — сказал Витек. — Один ноль в твою пользу.
Нет, он сказал не так. Выражение «один ноль в твою пользу» возникло гораздо позже, хотя должен признаться, что мы очень увлекались футболом благодаря репортажам, которые вел Вадим Синявский. Много позже я подумал, что именно талант Синявского породил любовь к футболу у огромного (не решусь назвать цифру даже приблизительно) числа людей. Ведь тогда не было телевидения, но Хомич, Бобров, Федотов, Карцев были для нас такими знакомыми и любимыми, словно их игру мы видели тысячу раз.
Я не помню еще какие-то детали, но, по-моему, Жанна открыла левую узкую дверцу гардероба, где на одной из полок у нее хранились тарелки. И эти тарелки — не очень привлекательные, наверное фаянсовые (хотя слово «фаянс» мне кажется более прекрасным, чем «фарфор») — появились на столе.
Здесь нужно непременно подчеркнуть один важный момент. Дело в том, что никогда в жизни я не пил водку и тем более ликер. Мне случалось пить пиво, болгарскую вишневую настойку и очень редко виноградное вино, которое делали многие на нашей высокой улице. Это самодельное вино, в общем-то, не считалось за выпивку.
ebooksa