Богоявленский допил капучино и заказал такси до Историко-архивной библиотеки.
После смерти Тургенева, последовавшей в 1883 году, пушкинский перстень всячески пытались выманить у вдовы его (невенчанной), Полины Виардо, коей завещал наш классик все свое имущество.
В основном старался Павел Васильевич Жуковский (сын поэта), который столь оплошно печатку Ивану Сергеевичу преподнес. Для этого он объединился с человеком с очень пушкинской фамилией Онегин, который создавал в Париже музей «солнца русской поэзии».
Александр Федорович Онегин при рождении носил фамилию Отто, но настолько оказался по жизни впечатлен и очарован великим русским поэтом, что взял себе имя в честь пушкинского героя, а государь император в 1890 году закрепил за ним эту фамилию официально.
Онегин старался для своего музея, посвященного Пушкину, который он организовал в парижской квартире. Ни о каком Толстом, как о будущем хозяине кольца, речи уже не шло – хотя Лев Николаевич в ту пору жил и творил в своей Ясной Поляне и не отказался бы (наверное), если б ему печатку преподнесли. Однако сам Тургенев письменно своей воли по поводу перстня не оставил. А Виардо, по всему судя, возвращать кольцо Жуковскому-сыну не собиралась. Сначала отговаривалась тем, что вещи все опечатаны и она получит к ним доступ, только войдя в наследство, а потом просто не отдавала, да и все.
(Об этом Богоявленский прочитал в публикациях Пушкинского Дома интереснейшую научную статью Татьяны Ивановны Краснобородько – кандидата филологии и ученого-хранителя Пушкинского рукописного фонда.)
Онегину и Жуковскому-младшему даже пришлось обращаться по поводу печатки к каким-то неназванным в их переписке «русским генералам», чтобы в итоге только через четыре года после смерти Тургенева, в 1887-м, Виардо все-таки вернула кольцо – но не Жуковскому-сыну и не Онегину, а прямиком в Петербург, в музей Пушкинского лицея.
Что же дальше? Всегда считалось, что драгоценный перстень исчез, когда началась российская смута – в марте 1917 года. Тогда директор попросил, чтобы для охраны ценностей, находящихся в Лицее, туда прислали караул, – и он прибыл, то ли восемь, то ли десять солдат из Гренадерского полка. (Кстати, Лицей тогда помещался уже не в Царском Селе, как всегда думал Богоявленский, а в самом Питере, на Петроградской стороне, на Каменноостровском проспекте.) Наутро солдаты пропали, остался только один. А вместе с солдатиками исчезли и ценности из сейфа директора, включая пушкинскую печатку. Бросились в казармы гренадеров, но там, конечно, никого не нашли: ни исчезнувшего караула, ни, естественно, кольца.
Но вот что самое поразительное! Оказывается, в ту смутную пору, в марте семнадцатого, из Лицея утащили
Об этом писал Илья Александрович Шляпкин – преподаватель Лицея, собиратель, библиофил. Был, дескать (как говорилось в ученой статье), в то время в Лицее некий дядька, который утащил несколько пушкинских рукописей и пресловутое кольцо. Дядьку взяли за жабры, и он во всем признался: дескать, отнес печатку одному старьевщику. Бросились к старьевщику – рукописи удалось выручить, а перстень уже ушел. И – безвозвратно!
Чтобы скрыть пропажу – ведь был бы скандал, когда б обнаружилась кража! – по описаниям и слепкам втайне заказали для музея новую печатку. Ее изготовили, и именно она хранилась в Лицее до семнадцатого года, чтобы затем, в свою очередь, быть похищенной гренадерами.
Какое же кольцо вдруг вынырнуло сейчас и оказалось на руке Грузинцева? То самое, изначальное пушкинское, которое хранит память о тепле его большого пальца? Или поддельное, которое изготовили, чтобы скрыть покражу, в 1890-х годах?
Если бы оно оказалось у Богоявленского, он бы смог сопоставить надписи на кольце с реальными, изначальными оттисками, которые хранятся в Пушкинском Доме и не раз опубликованы. Но для этого нужно заполучить печатку – ведь Актер Актерыч ценности своего приобретения не представляет, носит, словно побрякушку. И было бы, конечно, чудом, если б нашелся именно
Настали Святки – время ряженых, поэтому отметить премьеру решили карнавалом.
ebooksa