Движение уже не грело. Насквозь промокшая под дождём одежда ледяной коркой прилегала к телу. Зубы стучали. Волосы застыли, уши болели. Уши! Наушники должны хоть чуть-чуть помочь…
А рядом бежала Лена. Стервозина с острым языком и такими нежными на вид ушами. Эх, блин! Ладно, хрен с ним, буду благородным рыцарем!
Я выдернул шнур из наушников, снял их с шеи и сунул влево, кажется, угодив Лене по плечу. Она схватила их, что-то крикнула.
– Уши! – проорал я.
В рот забился снег.
Через минуту нам уже приходилось проделывать путь через сугробы, и всё же мы не сдавались. В глазах темнело. Исчез даже страх, осталась какая-то тупая обречённость. И время от времени раздающийся посреди воя ветра крик Виталия:
– Беги! Беги!! Беги!!!
Не то нам кричал, не то сам себя подбадривал.
– Ляг поспи! – пробился сквозь вьюгу визг чёрта. – Согреешься! Вьюга песенку споёт, да по яйцам у**ёт! Яйца треснут от мороза, из х*я торчит заноза!
Нёс эту чушь и хохотал, взвизгивая. Но в его визжании мне чудился испуг.
Виски сдавило, на веках повисли маленькие сосульки. Уши я уже перестал чувствовать. Руки, горло, лицо – тоже. И ноги. Самое хреновое – что ног я тоже не чувствовал совершенно. А значит, когда они откажут, я об этом узнаю последним… Ну вот, я уже мыслей собственных не чувствую. Кажется, они умирают. Все, кроме одной. Одной, которая бьётся, будто ещё одно сердце: «Беги! Беги!! Беги!!!».
Вьюга оборвалась вдруг, как будто кто-то кнопочку нажал. Я моргнул, и в следующий миг нога, хлюпнув, опустилась на сухой асфальт.
Горели фонари. Таяли сосульки на ресницах.
– Стой! – крикнул я и сам не узнал своего хриплого голоса.
Ни следа снега, ни следа воды. Только в нас, на нас это всё осталось.
Я остановился, тяжело дыша. Лена – та просто упала на колени, уперлась в асфальт ладонями и застонала. Наушники были на ней. Додумалась-таки, умница.
– Сожрал, сучёнок? – проорал Виталий с противоположного конца стадиона. – Накося, выкуси!
Он с диким хохотом показывал два средних пальца куда-то в пустоту над нашими головами.
Я сел рядом с Леной, стуча зубами. Расстегнул, скинул насквозь мокрую олимпийку.
– Ид-д-д-ди с-с-сюда!