– Чушь, – сказал я.
– Сам смотри. Ты тут сколько живёшь?
– Ну, лет пять, наверное.
– Вот, и я – год. Виталий родился тут вообще. И мы ни разу, ни разу не встретились! Никогда и нигде, кроме как на этом стадионе. Нас как будто кто-то свёл вместе там.
– Угу, свёл, а потом – выгнал, – кивнул я.
Лена помялась, явно собираясь сказать что-то глубоко личное. Наконец, выдавила:
– Было ведь хорошо, правда?
Я вспомнил тот день, когда Виталий фотографировал её. Вспомнил наше пари на батончики, беззлобные переругивания. Пожалуй, да. Сейчас всё это вспоминается, как какой-то потерянный рай. Что-то мы втроём находили друг в друге там, на этой беговой дорожке. Что-то, чего не могли найти нигде больше.
– Может быть, – сказал я нехотя. – Но я туда больше не вернусь. И тебе не советую, если жизнь дорога. Руки-то как?
Лена показала ладони. Неглубокие ранки почти затянулись.
– А я и не смогу туда пойти без тебя, – сказала она. – И без Виталия. Мы только вместе можем.
– Значит, я героически спасу вам обоим жизни, обходя эту проклятую школу по широкой дуге.
Лена помолчала, вертя кружку. Пить чай ей явно не хотелось.
– А почему ты вообще бегать начал? – спросила она снова грубоватым голосом. Как я понял, она всегда так говорила, когда разговор принимал задушевный характер. Пыталась таким образом выстроить защиту, что ли.
– Ну как тебе сказать… – протянул я. Мне тоже с трудом давались откровения.
– Ну как есть, так и скажи. Виталий, вон, похудеть мечтает. А ты? Вроде брюхо по земле не волочится.
– Спасибо, сочту за комплимент, – усмехнулся я. – Не знаю… Искал чего-то.
– Чего искал? – не отставала Лена.
– Покоя. Порядка. Не знаю, как объяснить.
Она молчала, сверля меня взглядом, и я, вздохнув, заговорил: