– Топор где?
– Да вон же рядом с тобой.
Пацан топор увидел, сразу обрадовался, на ноги встает уже. Подобрал свое оружие, потом мое заодно из трупа вытащил и мне протянул рукояткой вперед.
– Что бы это могло значить? – спрашиваю про надпись.
Паренек ничего не говорит, а шатаясь, весь в крови и синяках, возвращается к трупу. Потом берет и без разговоров лишних замотанную голову давай отрубать. Я отпрыгнул от неожиданности в сторону. Его лицо фонтанами крови обдает, а он продолжает рубить себе, как дровосек.
– Не знаю, что это значит, – говорит Микола безучастно, продолжая шею рубить. – Да только нам сначала придется этих тварей достать.
Парень он, конечно, странный, но дело свое знает. Отрубил голову здоровяка, поднял её и молниеносно руку туда засунул, зацепил маленького паршивца – подушечку ту кровавую – и резко её на волю вытащил. Затем берет её, подбрасывает в воздух и с размаху, как битой, рассекая пространство лезвием топора, разрубает кровавый ошметок на две части. Да так что отсеченная половина прямо в одну из запертых ячеек влепилась, а другая часть на пол упала.
Ко второму трупу мы вместе подошли, но его рубить не пришлось. Подушечка из живота выбралась через выгрызенную дырочку и поползла к железной стене. Мы пару секунд смотрели на это, а потом я паршивца кедом раздавил в жидкую кашу. Стою на нем всем весом, чтоб наверняка убить. Из-под подошвы паштет зеленый брызгает, а потом мне пятку как обожжет и дымок из-под кеда вьётся. Я давай на одной ноге прыгать и ругаюсь благим матом. А Микола схватился за живот и ржет надо мной, смешно ему, видите ли.
Ладно, с этими двумя мы закончили. Теперь в тишине было время подумать, что за «открой» на потолке нарисовалось. Но тут слышим за спинами у нас что-то шебуршит. Мы обернулись и видим: рюкзак то наш ползет сам по себе и в стенку железную ударяется. Забыли мы совсем о глазастом трофее!
Я метнулся к нему и обратно его за спину, пусть уж лучше рядом дергается. Ну, а мы дальше давай думать.
– Наверное, нужно одну из них открыть? – говорит Микола, кивая на закрытые ячейки.
– Да что ты говоришь! – ехидничаю. – И какую же?
Вопрос скоро снялся сам собой. Микола подошел к рядам квадратных ячеек и попробовал открыть первую попавшуюся. У него ничего не получилось. Во-первых, на дверях не было ручек, а во-вторых, они были словно намертво приклеены к стене. Мы попробовали отковырять их топорами – и снова ничего. Затем стали рубить, ведь двери казались деревянными – и снова ноль. Мало того, не знаю, какое это дерево было, но от наших топоров там даже царапины крошечной не осталось. Выдохлись мы от бесполезной работы и невольно на единственную открытую ячейку уставились – на ту, из которой плюшевый кролик выбрался. Я решил проверить, что там, и полез наверх – дверь то, как никак, на трехметровой высоте.
Забрался, в общем, руками за край зацепился, подтянулся, и лицо в тьму-тьмущую подставил. Жутко в черноту такую глядеть.
– Ну, как? – Микола спрашивает. – Есть там что?
– Нету там ничего! – говорю и назад спрыгиваю.
– Полезем или нет? – Микола спрашивает.
– Я там от страху умру через четыре метра. Ты хочешь, лезь, а я лучше здесь сдохну. У меня клаустрофобия. Тут хоть свет есть.
Внезапно стоваттная лампочка моргнула пару раз, но не погасла. У меня лоб капельками пота покрылся. Что ж тут такое твориться, думаю.
– Открой… открой… – вслух повторяет Микола и подбородок чешет, будто думает. – Что же надо открыть?
ebooksa