– Читай.
Паренек достал клочок бумаги, развернул его и начал читать:
– Жизнь кончилась, мечта умерла, на перекрестке дорог тебя родила….
Рогатый захрипел, как кабан, развернулся и, оскалившись, кинулся к нам, точнее к чтецу.
Микола прекратил читать, приготовился к обороне.
– Нет! – говорю, поднимаясь рядом. – Ты должен дочитать. Дай сюда топор!
Паренек смотрит на меня недоуменным взглядом.
– Читай! – кричу.
Видимо крикнул я грозно, поскольку Микола все-таки продолжил читать.
– Родился без глаз, без души и без сердца, родился ты с пастью одной. Зубы твои заточены местью…
Хрум с кровавой пробоиной в черепе, огромный, волосатый и налитый яростью бросается на Миколу. Но я успеваю подскочить между ними и всаживаю топор в его ступню. Мохнатый недовольно взвыл и снова зарядил мне щедрую оплеуху.
– Читай! – кричу я в полете и слышу последние слова, который успевает прочесть Микола:
– Умрешь ты от синего сока в червивом предместье, на пороге войны, без друзей и невесты.
Рогатый испустил вопль и рухнул на колени прямо перед Миколой. Хрума трясло, из ступни торчал мой топор, а из клыкастой пасти выбирались мелкие пестрые пернатые, вроде воробьев, но с ярким красным, синим и желтым оперением. Один за другим птенчики, отряхивались от слюней и слизи, и вспархивали вверх, взмывали в круглую каменную отдушину в сводчатом пещерном потолке.
Микола вытащил топор из ступни Рогатого и одним резким движением отсек ему голову. Безголовое тело вмиг разлетелось на сотни кровавых ошметков. От ударной волны Миколу снова отшвырнуло в воду. А меня оглушило так, что звон еще долго стоял в ушах. Весь грот был в кровавой пыли и перьях. Ну и зрелище, скажу я вам.
Оглушенный, я добираюсь до рубильника и вырубаю его во второй раз. Микола идет к Хаме и мы вместе отвязываем синего, снимаем шлем, помогаем выбраться из смертельного кресла, а после все втроем без сил опускаемся на каменный пол.
В звенящей тишине первые слова принадлежат Миколе.
– Кто-нибудь знает, как отсюда выбраться?
Конец.