Периферические монстры из дремучего леса

22
18
20
22
24
26
28
30

Стояли мы над мертвой Гакой в теле водоплавающего дракона и тоску во влажной тишине множили.

– Идти надо, – погодя говорю. – Сыро тут и крови полно. Скоро кто-то еще приплывет.

– Глаз, – напоминает Микола, по-прежнему на Гаку глядя. – Надо забрать глаз.

Я то на Миколу смотрю, то на Гаку с сомкнутыми веками и чую не доброе.

– И где ты его собрался брать? – спрашиваю.

– Он где-то тут, – хмуро говорит Микола.

И тут вдруг из воды пузырек поднялся и прямо рядом со мной лопнул. За ним второй пузырек выскочил и еще несколько.

– Глаз! – повторяет Микола уже воодушевлено и говорит мне. – Надо перевернуть тело.

Взялись мы за мертвую рептилию и перевернули со спины на брюхо. И видим, что затылок дракона не просто затылок, а место, где скрывался огромный глаз размером с фару от мотоцикла Урал. Глаз был жив, несмотря на то, что тело хозяина уже покоилось с миром. Зеленоватый зрачок с интересом разглядывал нас, а веко периодически моргало. Тут я сматерился, понимая, что глаз мы вместе с телом взять не сможем.

– Ладно, – безрадостно говорит Микола. – Ты голову держи, а я …я вытащу его.

Желудок у меня внутри скрутило так, что вот-вот вывернет. Встал поудобней и двумя руками голову звериную обхватил крепко. Микола сжал рукоять топорика под основанием обуха, а после просунул острый клинок под глазное яблоко в глазницу, словно опытный хирург, много лет оперирующий монстров. Зрачок в испуге сразу завращался вверх-вниз. Паренек хладнокровно глубже лезвие толкает, глаз кровью заливает, ужас какое зрелище. Я голову в сторону отвернул и терпел целых две секунды, пока меня не вырвало вчерашним перекусом.

Паренек, заливаемый кровью, продолжал свое мерзкое дело. Он протолкнул лезвие еще дальше вдоль глазного яблока. А когда расширил щель, то засунул в нее свою пятерню и стал погружать её в глазницу все глубже и глубже. Я видел, как его рука ушла внутрь почти полностью. Тут лицо Миколы исказила гримаса человека, который никак не может схватиться за пучок нервных волокон. Но вот ему это удалось, и он потащил руку обратно. Он рванул на себя, словно вырывал репу за корень, и с победоносным возгласом вырвал глаз с хвостиком нервов наружу. Так он и держал его за длинный скользкий конец, а зеленый глаз извивался на весу, будто только что выловленный лосось.

– Дьявол! – выдыхаю я с гримасой отвращения. – Вот это мерзость!

Теперь вероятно я никогда не буду спать, как нормальные люди. Если вообще смогу спать.

– Вот теперь уходим, – говорит Микола, закидывая глаз за спину, будто шар для боулинга.

Я выбрался из люка первым, затем взял протянутый мне глаз за нервное волокно и поднял его наружу. Он продолжал дергаться и зыркать. Тут и Микола поднялся, мокрый, в крови весь.

– Давай его в рюкзак, – говорю.

Микола поворачивается с рюкзаком, я открываю его и туда глаз опускаю. Но хвост все равно наружу торчит. А глаз внутри на днище шевелится.

В доме Мигулы оставалась только одна неоткрытая дверь. Она располагалась в дальнем конце коридора и, судя по всему, вела в лес на берегу. К ней мы и пошли.

Ничего примечательного в двери не было. Дверь, как дверь. Я и не знаю, на кой мы вообще сюда пошли. Видимо, какое-то чутье все-таки. Топоры конечно из рук уже не отпускали. Мало ли что. Встали у самого порога, а открывать страшновато. Ну, я потом все равно руку протягиваю к ручке дверной, а Микола меня останавливает.