Внизу, возле нового корпуса, на штабеле плит перекрытия стояли стропали-такелажники и махали ей брезентовыми рукавицами.
…— Сколько уже прошло, Саня, как отправился наш ходок? Совсем что-то в голове просветлело!
— Да минут пятнадцать, пожалуй.
— Через пятнадцать минут будет тут. Открой форточку: накурили мы — аж глаза щиплет!
Дым тягучими пластами пополз из дежурки.
— Давай, Саня, забьем пока «козла»!
Саня вытащил из стола домино, высыпал на клеенку и начал перемешивать.
Сантехники закурили, и каждый отгреб себе по семь костей…
Послышались привычные звуки передвигающегося крана, и через минуту он остановился прямо против них, затенив проем окна. Изучая, что у него на руках, Чеботарев на слух определял: вот повернули стрелу, вот стравливают трос… Тишина — значит, цепляют какой-то груз. Снова загудела лебедка — подъем… И вдруг, все еще глядя в домино, он уловил боковым зрением что-то непривычное за окном, лишнее — строго отлаженному процессу работы крана — движение… Та, дальняя стойка подкоса отскочила в нижнем креплении от фланца, башня покачнулась и начала медленно наклоняться в его, Чеботарева, сторону! Он прильнул к стеклу окна, мгновенно отрезвев и покрывшись ознобным потом… Все… пошла, пошла… сейчас ляжет на крышу… Этажа два проломит… Людей там!.. Ударом ладони он распахнул рамы, высунулся и глянул вверх: стрела с висящей на ней железобетонной плитой поворачивалась влево… еще поворачивалась! Чеботарев вздрогнул, поняв, что крановщица хочет отвести стрелу от здания, уронить кран на полотно рельсов… Тогда ж хана! Хана же тогда девке!..
Стальная громадина, привыкшая беспрекословно повиноваться своей хозяйке, и на этот раз не посмела ее ослушаться: сперва нехотя отклоняясь от вертикали, потом стремительно падая, кран заданно изменял направление своего падения; с грохотом и скрежетом он клюнул стрелой землю и — искореженный — завалился на левый бок. В наступившей тишине запоздало выпало из окна кабины и разлетелось на мелкие осколки, ударившись о рельс, круглое зеркальце…
Светлану положили на штабель плит перекрытия, подстелив брезент, как будто ей могло еще быть жестко или неудобно…
Тело казалось совершенно невредимым. Только на левом виске багровела ссадина с застывшей каплей темной крови.
Светлана лежала и ничего больше не слышала и не видела:
ни воя сирены бесполезной уже «скорой помощи»;
ни людей, молча стоявших возле нее, и среди них — своих подруг, в слезах припавших друг к другу, смерзшихся воедино;
ни того, как вбежал в ворота стройплощадки бледный, трясущийся слесарь Ветров, как он, споткнувшись, упал и из-за пояса его брюк вывалилась в грязь бутылка бормотухи;
ни окаменевшего, привалившегося к углу здания Василия Семеновича;
ни того, как главный инженер Григорий Иванович тихо подошел и, сняв пиджак, накрыл им ее лицо…
Лицо было спокойным и чуть удивленным. Расплывавшаяся от виска синева не портила его красоты.
ОТ ОСЕНИ К ОСЕНИ