История сионизма

Вейцман снова встретился с Бальфуром в 1915–1916 годах, когда тот был первым лордом Адмиралтейства и, между прочим, начальником Вейцмана, так как сионистский лидер к тому времени стал научным консультантом Адмиралтейства. Личность Бальфура оставалась в чем-то загадочной. Те, кто был с ним близко знаком, говорили о его «каменном сердце» и «прирожденном цинизме». И все же он, по-видимому, был твердо убежден, что евреи — это талантливый народ, живущий на земле со времен древних греков; и перед ним — изгнанным, рассеянным, преследуемым — христианский мир находится «в неоплатном долгу»[209]. Но Бальфура, подозреваемого в цинизме, не особенно интересовали стратегические соображения, и воздействие на Америку просионистской декларации вообще не являлось для него решающим фактором. Склонный по характеру к компромиссам, он не желал слушать аргументы против сионизма — в этом отношении его разум был наглухо закрыт. Как писал позже лорд Ванситтарт[210], Бальфур заботился только об одном — о сионизме[211].

Некоторая поддержка сионизма может объясняться традициями филэллинизма и рисорджименто, которыми так сильно были увлечены прежние поколения англичан. Играл здесь свою роль также и религиозный фактор. Для Бальфура, как и для Ллойд Джорджа, Смэтса и довольно многих их современников, Библия была живой реальностью. Ллойд Джордж однажды сказал миссис Ротшильд, что библейские названия, о которых зашел разговор в беседе с д-ром Вейцманом, были гораздо больше знакомы ему, чем города и деревни в коммюнике с западного фронта. Идея возвращения в Палестину, писал позже Вейцман, взывала к традициям и вере этих британских государственных деятелей. Они подходили к этой проблеме иначе, чем наши современники: «Так называемый реализм современной политики — вовсе не реализм, а обычный оппортунизм: недостаток выдержки, отсутствие проницательности и политическая близорукость[212]. По мнению Вейцмана, Англия считала, что у нее нет никаких дел в Палестине, кроме участия в плане по созданию родины для евреев. Он не добился бы успеха, если бы основывал свои доводы исключительно на интересах Великобритании: эти основания не были бы достаточно вескими. У британских государственных деятелей было несколько вариантов политики на Ближнем Востоке. Одним из них — но не самым важным и не самым перспективным — являлся сионизм. Британский протекторат мог привести к напряженным отношениям с Францией, либералы были против любого дальнейшего расширения империи, и ко времени опубликования Декларации Бальфура Америка присоединилась к союзным державам и больше не было никакой насущной необходимости успокаивать американских евреев. Поэтому в 1917 году личные интересы были недостаточным основанием для выработки политической стратегии Великобритании в Палестине.

Сионисты были не единственными, кто был заинтересован в Ближнем Востоке. В то время как Вейцман со своими коллегами пытался получить для них поддержку в Лондоне и Вашингтоне, они ничего не знали о переговорах. Произошел обмен нотами и были подписаны соглашения, которые непосредственно касались будущего Палестины. Сэр Генри Макмагон, преемник Китченера[213] на должности верховного комиссара в Египте, пришел к соглашению с шерифом Хуссейном в Мекке: шериф (говоря вкратце) берет на себя удаление турок с арабской территории, а Англия в ответ должна признать независимость арабов. В таком случае вставал важный вопрос: включается ли Палестина в обещание, данное Хуссейну?

Споры по этому вопросу продолжались в течение пятидесяти лет. Представители арабов утверждали, что Палестина была частью независимой Аравии, тогда как Макмагон и английские государственные деятели отрицали это[214]. Англия всегда могла заявить, что она не связана никаким соглашением, ибо Хуссейн так и не выполнил свою часть договора: восстание арабов планировалось, но не произошло.

Ллойд Джордж высказался довольно резко: «Палестинские арабы, которые могли быть во многом полезными, оказались жалкими трусами… Они сражались против нас».

С точки зрения сионистов, более важным и потенциально опасным было соглашение Сайкса—Пико. Сэр Марк Сайкс[215], бывший представителем министерства иностранных дел Англии, и представитель министерства иностранных дел Франции Шарль Пико представили в 1915 году проект соглашения о послевоенном разделе Ближнего Востока. Он был в принципе одобрен Россией, предварительно подписан в январе 1916 года и ратифицирован (в форме обмена нотами между сэром Эдвардом Греем и Полем Камбоном) в мае 1916 года. По этому соглашению Палестина становилась частью сферы влияния Англии, за исключением той области страны, которая находилась в пределах от северной границы Акры до северной оконечности Тивериадского озера. Эта часть отходила под управление Франции. В отношении международной зоны, включающей Святые Места (территория Иерусалима), соглашение оставалось неясным[216]. Соглашение Сайкса—Пико имело серьезное значение, так как связывало руки британского правительства в его переговорах с сионистами.

Вейцман узнал о его существовании только через год. Сайкс, представитель Великобритании, секретарь военного кабинета, стал одним из самых ревностных сторонников сионизма — настолько, что начал подозревать всех евреев-антисионистов в тайных прогерманских симпатиях[217]. Но Сайкс встал на сторону сионистов уже только после подписания временного договора с Францией, и он оказался в двусмысленном положении, так как не мог признаться своим новым друзьям в существовании этого договора. Утверждали, что к 1917 году он пересмотрел свои позиции по поводу соглашения с Францией и счел требование сионистами британского протектората «отличной возможностью уклониться от соглашения 1916 года»[218]. Но не следует считать Сайкса коварным политиком и недооценивать его искреннюю симпатию к делу сионистов. Вейцман описывал его как яркую романтическую личность, благородного добросердечного, но не вполне постоянного и последовательного в своих мнениях человека. Он давал сионистам бесценные советы, помогал оказывать давление на правительство, когда дела временно приостанавливались, и — опять же, по словам Вейцмана, — предостерегал от опасных ошибок столь же горячо. Сайкс одинаково горячо поддерживал арабское и американское национальные движения и мечтал о тесном сотрудничестве между ними и сионистами[219].

Несмотря на симпатии высоких правительственных кругов, меморандум и регулярные встречи, сионисты не добились какого-либо заметного прогресса на протяжении второго и третьего годов войны. Британский кабинет был занят гораздо более срочными проблемами, чем Палестина. Война продолжалась, и дела шли не слишком хорошо. Франция не проявляла никакого энтузиазма к созданию еврейского государства под британским управлением, американское влияние было еще недостаточным. В 1916 году кризис кабинета министров привел к отставке Асквита. Премьер-министром стал Ллойд Джордж, Бальфур — министром иностранных дел, а Милнер[220] — членом военного кабинета. Все трое сочувствовали делу сионизма, и лорд Роберт Сесил[221], помощник Бальфура, был также его горячим приверженцем. С другой стороны, сионисты потеряли своего ближайшего союзника Герберта Сэмюэла, и, после короткого перерыва, в правительство возвратился их серьезный противник Эдвин Монтегю.

Смена правительства совпала с военными операциями на Ближнем Востоке. К концу 1916 года Синайский полуостров был оккупирован экспедиционными войсками Египта. Штурм Газы в марте 1917 года окончился неудачей, но, тем не менее, 2 апреля военный кабинет принял решение в пользу захвата Палестины. Еще в январе Сайкс советовал своим друзьям-сионистам иметь наготове людей, как только Англия вступит в Иерусалим[222].

В феврале 1917 года состоялась первая официальная конференция, которая привела к созданию Декларации Бальфура. На ней присутствовали Сайкс и Сэмюэл, а также ведущие сионисты и два члена семейства Ротшильдов. На этой конференции было принято решение отказаться от совместного владения или интернационализации Палестины в пользу английского протектората[223]. Сайкс стремился внушить делегатам, насколько важно набирающее силу арабское национальное движение; он заявил также, что считает Францию главным препятствием для реализации целей сионизма. Было решено послать Соколова в Париж и Рим, чтобы убедить французов и итальянцев ослабить противодействие и, если это вообще возможно, добиться заявления о взаимопонимании. Миссия была признана успешной, так как Соколов получил от Камбона письмо с выражением сочувствия к возрождению «еврейской нации в той земле, откуда народ Израиля был так давно изгнан»[224].

В Париже Соколов ходил, словно по тонкому льду, так как узнал от Пико, что Франция хочет получить Палестину и не желает обсуждать вопрос о владении ею совместно с Англией или, что еще хуже, — с Соединенными Штатами[225]. С другой стороны, Вейцман был очень озабочен тем, чтобы Соколов не оставил у Парижа ни малейших сомнений в том, что Исполнительный комитет сионистов действительно предпочитает английский протекторат; он был недоволен Соколовым, который не подчеркнул этого достаточно ясно при встрече с французскими дипломатами. Вейцман боялся возбудить подозрения в министерстве иностранных дел, тогда как Сайкс был гораздо менее щепетилен в этом отношении. Он считал, что любое, пусть даже неопределенное поощрение Францией стремлений сионистов укрепит их положение в министерстве иностранных дел Великобритании.

Впоследствии Соколову удалось получить обещания поддержки в Риме и Ватикане. Его заверили, что сионистское движение может рассчитывать на благосклонность церкви при условии, что церковь получит гарантии в отношении Святых Мест. Во время беседы кардинал Гаспарри, папский государственный секретарь, уточнил, что речь идет о «резервных областях», включающих не только Иерусалим и Вифлеем, но также Назарет с его окрестностями, Тиверию и даже Иерихон. Соколов был удручен тем, что не так уж много оставалось для построения еврейского национального дома, но Сайкс, истинный католик, вновь оказался доволен результатами встречи. Для него главным значением этих переговоров являлось заявление Его Святейшества: «Si, io credo ehe noi saremo buoni vicini» («Я верю, что мы будем хорошими соседями»)[226].

Соколов возвратился в Лондон в середине июня 1917 года. Предпринимаемые им усилия значительно продвинули дело сионистов, но у министерства иностранных дел все же оставались определенные сомнения. Было ли достаточно мудрым стремиться к британскому протекторату? Не было ли более осуществимым, чтобы после войны Палестина находилась под международным управлением? Вейцман, узнавший между тем о соглашении Сайкса—Пико, выразил энергичный протест министерству иностранных дел, заявив, что лучше оставить Палестину Турции, чем интернационализировать ее[227]. Но он все же не терял оптимизма, надеясь, что его планы в отношении британского протектората в конечном счете осуществятся, и в своей речи, произнесенной в Лондоне 20 мая 1917 года, выразил уверенность в поддержке британским правительством планов сионистов. Было не совсем понятно, имел ли Вейцман основания для подобного заявления или таким образом просто хотел ускорить принятие необходимого решения Министерством иностранных дел.

Следуя совету Сайкса, который основывался на предположении, что британские войска, находящиеся в Египте, оккупируют Палестину весной или в начале лета, Вейцман готовился отправиться из Лондона в Египет. Но долгожданного наступления не произошло ни весной, ни летом. Генерал Меррей проявлял мало инициативы, и для верховного главы генштаба палестинский театр военных действий не имел приоритетного значения. Ллойд Джордж видел ситуацию в совершенно другом свете. В ведении войны он был убежденным «ориенталистом», однажды заметив, что палестинский фронт — это единственное, что его интересует. Недавно назначенный Алленби говорил, что военный кабинет ожидал захвата Иерусалима перед Рождеством 1917 года[228].

В марте и апреле 1917 года Вейцман встретился с Ллойд Джорджем и Бальфуром, и у него сложилось впечатление, что те государственные деятели, от которых зависели политические решения, были непоколебимы в своей поддержке британского протектората Палестины. Таким образом, когда летом 1917 года в политическом климате произошли ощутимые перемены, отразившиеся, в частности, в дружелюбных отзывах «Таймс» об идее еврейского национального дома, Объединенный Комитет был более чем когда-либо напуган таким поворотом событий, и его лидеры решили перейти в наступление. В январе 1917 года, вскоре после того, как новое правительство приступило к работе, Вулф на встрече с Бальфуром вновь заявил о своей оппозиции сионистским устремлениям. Бальфур пообещал, что с комитетом будут советоваться по поводу еврейских дел, но предупредил, чтобы Вулф и его единомышленники воздерживались от открытого противостояния сионистам.

Но, раздосадованные речью Вейцмана, произнесенной 20 мая, они решили игнорировать совет Бальфура. Через четыре дня в «Таймс» было напечатано письмо, подписанное Давидом Александером и Клодом Монтефиори, президентами Совета депутатов и Англо-еврейского общества, под заголовком: «Палестина и сионизм: мнение английских евреев». Основная мысль этого письма заключалась в резкой критике сионистской теории бездомного народа. Они считали, что если эта теория будет признана, то евреев повсеместно заклеймят как чужаков. По их мнению, еврейская национальность в политическом смысле являлась анахронизмом; единственным же определяющим ее критерием была религия. Авторы письма добавляли, что если еврейские поселения в Палестине получат особые политические или экономические привелегии, то принцип равноправия будет нарушен. Это скомпрометирует евреев, добившихся равноправия в других странах, и приведет к ожесточенной вражде между палестинскими евреями и другими, соседними с ними народами[229].

Кампания, развязанная в печати, неожиданно привела к результатам, противоположным ее целям. Тот факт, что лидеры Объединенного Комитета решили вынести внутренние разногласия на страницы «Таймс», произвел негативное впечатление на еврейскую общину, и в ответ главный раввин, лорд Уолтер Ротшильд и другие видные еврейские лидеры поспешили отмежеваться от заявления Александера—Монтефиори[230]. Менее чем через месяц Совет депутатов выразил вотум недоверия Объединенному Комитету. В результате последовала отставка президента, и в сентябре 1917 года комитет был распущен. Все большее количество простых евреев, как писал Леонард Штейн, устремились к сионизму. Они не слишком понимали, чего хотят или ожидают увидеть в Палестине, но «они просто инстинктивно чувствовали, что сионисты движутся в правильном направлении и им нельзя мешать. Более того, борьба между сионистами и антисионистами усугублялась борьбой за власть в среде английской еврейской общины». До сих пор управление в ней было сосредоточено в руках нескольких богатых еврейских семейств.

Их «благожелательно-олигархическое правление» избегало контакта с возникшими в общине новыми силами, которые пытались играть роль во внутренних кругах англо-еврейского лобби[231].

В середине мая 1917 года президент Вильсон поручил Моргентау, бывшему американскому послу в Константинополе, изучить возможности заключения сепаратного мира с Турцией. Это вызвало некоторую озабоченность министерства иностранных дел Великобритании и серьезные опасения в среде сионистов, так как если бы эта миссия завершилась удачно, то Палестина не вышла бы из состава Османской империи. Вейцман был послан на Гибралтар, чтобы встретиться с американским эмиссаром и попытаться осторожно отговорить его от выполнения этой миссии, стараясь при этом не вызвать раздражения Моргентау или президента Вильсона. На самом деле, идея сепаратного мира с Турцией была не продумана до конца и недостаточно подготовлена, и Вейцману не составило труда уговорить Моргентау.

В предыстории Декларации Бальфура важную роль сыграла активизация в странах Антанты еврейского общественного мнения в поддержку сионистов. Брендис, полностью сознавая, что американское правительство неодобрительно относится к идее совместного управления, всецело поддерживал проект английского протектората. Гораздо большие трудности ожидали Вейцмана и Соколова в России. Как утверждал Членов, временное правительство, сменившее царя, доброжелательно относилось к сионистскому движению, Палестина не являлась для них значительным приоритетом, и русским сионистам повезло меньше, чем Вейцману. Прежнее их восхищение Англией значительно померкло из-за поддержки ею царского режима. Более того, было хорошо известно, что посол Великобритании в России и некоторые ведущие британские журналисты, аккредитованные в Петрограде, вовсе не были дружественно настроены к русским евреям. Существовали также сомнения, не являлось ли опрометчивым полное отождествление планов Вейцмана с британскими военными целями. Англия все же должна была публично разъяснить свою позицию в отношении будущего Палестины. Со стороны русских сионистов не оказывалось никакого давления на английских представителей в Петрограде с целью поддержки еще не подписанного Британией проекта. Действительно ли британское правительство собиралось продолжить палестинскую кампанию? Какие шаги следует предпринять, если не удастся освободить Палестину от власти Турции[232]? Членов предпочел бы, чтобы все державы признали исключительную ориентацию на Великобританию при построении еврейского национального дома. Вейцман был раздражен. Шли разговоры об отправке Соколова в Россию, но в конце концов лондонским сионистам удалось обойтись без определенных заявлений о поддержке со стороны России.