– Подожди!
– Ешь, – строго сказала Бесена. – Больше я ничем не могу тебе помочь.
И нырнула в омут.
Утром четверга подселенка поджидала Глафиру, сидя на одном из окон заброшки. Она собиралась вернуться в кошку, но сначала хотела поговорить со знахаркой.
Вскоре та появилась. Она тяжело шла по узкой тропинке среди прибитой дождями жухлой травы. Без машины сюда добираться было неудобно, но Глафира упрямо несла сумку с сухим одеялом и термосом.
Бесена спрыгнула и преградила знахарке путь.
– Что случилось? Всё? – испуганно спросила Глафира.
Подселенка отрицательно покачала головой.
– Нет. Не всё. Она еще жива. Но ты не приходи больше, и я тоже не стану прилетать. Мы ей чужие и только задерживаем тут. Из-за нас она не хочет покидать тело и охотиться. Учиться жить как дух.
Лицо Глафиры сморщилось, а губы задрожали:
– Она не умрет?
– Наоборот, это ее единственный шанс выжить.
Плечи Глафиры поникли, и сама она вся разом осела, опустела, будто вытряхнутый мешок. Кивнув, она хрипло сказала:
– Я подумаю.
Бесена сердито закатила глаза:
– Никто не хочет меня слушать!
А Глафира поправила на плече сумку и тихо проговорила:
– Я слишком много слушала других, и ничего хорошего из этого не вышло.
За драку Дружине не особо досталось от директора. Все пятеро в кабинете молчали, угрюмо изучая крапинки на линолеуме. Директор знал про Дружину, что это друзья не разлей вода, а как известно, милые бранятся – только тешатся. Поэтому он лишь отчитал их для приличия, даже Феникс отделался легким испугом, хотя уже думал, что потерял работу.
На следующий день на перемене к Демьяну подбежала Жар-птица.