Омут

– О, а ты ведь знакомая Ночки? Аука?

Да, Ночка звал эту блошку Аукой.

И мысли Горыныча сразу обратились к Ночке. Он до сих пор не простил друга, что тот отказался вернуться с ним в заброшку за телефоном, за кошкой и за бродягой под одеялом. Горыныч и к поезду не пошел провожать Ночку, так был сердит на него.

Хотя, кажется, без помощи Рома он справился даже лучше. И Горыныч мельком глянул на Мари, а потом перевел взгляд на блошку. Пунцовая Аука исподлобья робко поглядывала на него.

– Она вообще-то, – сказал Горыныч, повернувшись к Мари, но глядя мимо нее, – теперь вроде как сестра моя.

И закашлялся.

– Чего?! – возопила удивленная Жар-птица, а Аука, похоже, готова была разрыдаться.

Вот дела: когда обижали – не плакала, а заступились – и глаза на мокром месте.

– Ну… мы живем теперь вместе. Батька мой…

Жар-птица громко, заливисто расхохоталась.

– Чего ты радуешься? – не понял Горыныч и насупился еще сильнее.

Аука тоже сморщилась, словно наелась клюквы.

– Но почему ты это скрывал? – спросила Мари, смахивая выступившие от смеха слезы.

И лицо у нее при этом было такое довольное, как будто он сказал ей, что бросил курить.

Горыныч раздраженно передернул плечами. Но Жар-птица видела, что он просто смущен.

– К слову не пришлось. Да и слишком быстро все случилось. Отец меня тоже перед фактом поставил. А вы все заняты были здоровьем Дня.

Горыныч покосился на Ауку и услышал, как Мари, уже склонившаяся над девочкой, заговорщически прошептала:

– Я научу тебя всем приемам младших сестер. У меня большой опыт. И не бойся его. Он только с виду страшный.

– Я и не боюсь, – пискнула Аука и вдруг неожиданно спросила: – А где Ночка?

Колька и Мари переглянулись.