Я вздохнул и прикинулся, будто лишился сознания, ибо не мог придумать ничего лучшего. Перед тем как закрыть глаза, я увидел, что ее лицо – только что розовое, словно заря, – стало бледным и сумрачным, как вечер; мои слова заставили ее задуматься: что кроется за ними? Она все еще сомневалась, потому что ее пальцы то и дело стискивали рукоять кинжала. Она заговорила вслух, обращаясь ко мне, хотя и не знала, слышу ли я ее.
– Я рада, – сказала она, – что он не видел никаких других снов; если бы ему привиделись другие сны да еще он стал бы о них болтать, это было бы дурным предзнаменованием, а мне очень не хотелось бы отдавать человека, который прибыл к нам так издалека, на растерзание псам-палачам; к тому же, хотя он стар и безобразен, у него вид человека мудрого и неболтливого.
Я плохо представлял себе, что такое «псы-палачи», но мысленно вздрогнул; в этот момент, к большой своей радости, я услышал с лестницы шаги Хранителя, услышал, как он вошел в комнату, и, чуть приоткрыв глаза, увидел, как он поклонился.
– Как чувствуют себя больные, племянница?[89] – безучастно поинтересовался он.
– Оба без сознания.
– В самом деле? А я думал – они уже пришли в себя.
– Что же ты слышал, шаман? – гневно спросила она.
– Я? Я слышал звон кинжала в ножнах и отдаленный лай псов-палачей.
– И что ты видел, шаман, – вновь спросила она, – глядя через ворота, которые ты охраняешь?
– Странное зрелище, племянница Хания. Но я думал – они оба очнулись.
– Может быть, – ответила она. – Вели перенести этого, спящего, в другую комнату, ибо он нуждается в перемене места, тогда как его благородный друг нуждается в просторе и чистом воздухе.
Хранитель, которого она звала шаманом, держал в руке лампаду, и при ее свете я краешком глаза видел его лицо. Странное – странное и зловещее – было на нем выражение. Если до сих пор я с подозрением относился к старику, чей вид не оставлял сомнений в его мстительности, то теперь он вызывал у меня страх.
– В какую комнату? – спросил он со значением.
– Я думаю, – не спеша ответила она, – в достаточно хорошую, где он сможет поправиться. Человек он мудрый, – добавила она, как бы объясняя, – к тому же мы получили послание с Горы, причинить ему вред было бы опасно. Но почему ты спрашиваешь?
Он пожал плечами.
– Я же тебе говорил, что слышал, как пролаяли псы-палачи, вот и все. Я так же, как и ты, думаю, что он мудр; пчела должна собрать мед с цветка, прежде чем он увянет. И бывают повеления, которым опасно не подчиняться, поскольку мы не знаем их тайного значения.
Он подошел к двери и засвистел – в тот же миг я услышал шаги слуг на лестнице. По его приказу они с достаточной осторожностью подняли матрас вместе со мной и, пройдя через несколько коридоров и лестниц, внесли меня в другую комнату, похожую на прежнюю спальню, но поменьше и с одной кроватью.
Некоторое время Хранитель наблюдал, не проснусь ли я. Положил руку мне на сердце, прощупал пульс – результат этого обследования оказался для него неожиданным: он издал нечленораздельное восклицание и покачал головой. Оставив комнату, он запер ее снаружи на засов. И тут я уснул, ибо и в самом деле был очень слаб.
Проснулся я уже в самый разгар дня. Голова у меня была ясная, и чувствовал я себя куда лучше, чем все эти дни: верный признак того, что жар спал и я уже на пути к выздоровлению. Я вспомнил – и тщательно обдумал – все, что случилось накануне. Для этого было много причин и среди них – сознание угрожавшей и все еще угрожающей мне опасности.
Я слишком много видел и слышал, а эта женщина – Хания – догадалась, что я видел и слышал. Хотя моя находчивость и утихомирила ее ярость, я был уверен, что лишь мое упоминание о Знаке Жизни и Пылающей Горе помешало ей отдать повеление старому Хранителю, или шаману, чтобы он тем или иным способом отправил меня на тот свет; можно не сомневаться, что он не колеблясь выполнил бы это повеление.
ebooksa