Приключения Айши

– Кто же из вас более могуществен, – спросил я у нее, – ты, Хания, или жрица Горы?

– Конечно, я, Холли, так тебя зовут? В случае необходимости я могу собрать шестьдесят тысяч воинов, в ее же распоряжении только жрецы и необученные свирепые племена.

– Меч не единственная сила в этом мире, – ответил я. – Скажи мне, эта жрица посещает когда-нибудь Калун?

– Нет, никогда, много веков назад после великой последней войны между Общиной и жителями Равнины был заключен договор; в соответствии с ним, если жрица когда-нибудь перейдет реку, это станет началом войны до победного конца, и победитель будет править обеими частями страны. Точно так же ни один Хан или Хания Калуна не имеет права подниматься на Гору, кроме тех случаев, когда сопровождает умерших особ царской крови для похорон или исполняет какой-то другой высокий долг, – естественно, без всякой охраны.

– Кто же тогда истинный владыка – Хан Калуна или глава Общины Хес? – снова спросил я.

– В делах духовных – жрица Хес, наш Оракул и Глас Небесный. В делах же мирских – Хан Калуна.

– Хан? Ты ведь замужем, госпожа?

– Да, – ответила она, вспыхнув. – И я скажу тебе то, что все равно скоро узнаешь, если еще не узнал: мой муж – безумец, и я его ненавижу.

– Я уже знаю это, Хания.

Она посмотрела на меня проницательным взглядом.

– Что? Неужели мой дядя, шаман Симбри, Хранитель Ворот, успел проболтаться? Нет, ты подслушал, я знаю, что ты подслушал, и лучше всего было бы убить тебя; что ты теперь обо мне подумаешь?

Я ничего не ответил, потому что и впрямь не знал, что думать, кроме того, я опасался, что опрометчивое признание может повлечь за собой немедленную расправу.

– Теперь ты считаешь, – продолжала она, – будто я, что всегда ненавидела мужчин и чьи губы, клянусь, чище, чем эти горные снега, Хания Калуна, прозванная Ледяным Сердцем, будто я – бесстыдница. – И, закрыв лицо рукой, она застонала в горьком отчаянии.

– Нет, – сказал я. – Должны быть какие-то причины, объяснения, если ты соблаговолишь их привести.

– Странник, причины, конечно же, есть; если уж ты знаешь так много, почему бы тебе не узнать и их. Как и мой муж, я обезумела. Как только впервые увидела лицо твоего товарища, вытаскивая его из реки… я… я…

– Полюбила его, – договорил за нее я. – Такое и прежде случалось с людьми отнюдь не безумными.

– О, – продолжала она, – это было что-то большее, чем любовь, я стала как одержимая, не знала, что делаю в ту ночь. По велению какой-то Высшей Силы и самой Судьбы отныне и до конца дней своих я люблю его, только его. Да, его, и, клянусь, он будет моим. – С этим откровенным признанием, таящим в себе большую угрозу и опасность для нас, она повернулась и выбежала из комнаты.

Утомленный борьбой, ибо это была борьба, я откинулся навзничь. Почему ею овладела эта неожиданная страсть? Кто эта Хания, что она собой представляет, размышлял я, а самое главное – что о ней думает Лео? Если бы только я мог с ним повидаться, прежде чем он скажет или совершит что-нибудь непоправимое!

В течение трех дней я больше не видел Хании; шаман Симбри сообщил мне, что она вернулась в город, чтобы сделать необходимые приготовления для встречи гостей, – солгал ли он или сказал правду, я не знал. Я попросил его, чтобы меня переселили обратно к Лео, но он твердым тоном, хотя и учтиво, ответил, что моему приемному сыну лучше побыть одному. Это насторожило меня, я опасался, как бы с Лео не случилось какой-нибудь беды, но не представлял себе, как выяснить, что с ним. Снедаемый беспокойством, я хотел передать Лео записку, написанную на листке бумаги с водяными знаками, вырванном из моей записной книжки, но желтолицый слуга отказался даже притронуться к ней, а Симбри сухо сказал, что не станет передавать того, что не может прочесть. На третью ночь я решил попытаться повидать Лео, чего бы мне это ни стоило.

К тому времени я уже окреп и был почти здоров. И вот в полночь, с восходом луны, я тихо слез с кровати, оделся и, взяв с собой нож – единственное мое оружие, – открыл дверь и вышел.