Замок Орла

Тут двери в часовню распахнулись настежь, витражи разлетелись вдребезги – и через все проемы внутрь ринулись повстанцы во главе с Лакюзоном.

– Ах, – воскликнул предводитель горцев, бросаясь к Маркизу и восторженно обнимая его. – Вот и вы, отец мой! Ну наконец-то!.. Наконец нашлись, и теперь я за вас отомщу!

Потом он вдруг отпрянул и проговорил:

– Кардинал!..

Он только заметил Ришелье рядом с преподобным Маркизом.

Наступила решающая минута – жизнь министра буквально висела на волоске.

Горцы, разгоряченные схваткой, многочасовым ожиданием и беспокойством, а также оглушительным и полным успехом, пожалуй, самой дерзкой своей вылазки, – горцы, оказавшись лицом к лицу с самым ненавистным своим врагом, чья смерть разом положила бы конец войне, в горячечном порыве могли бы натворить бог знает чего.

Маркиз это хорошо понимал, как, впрочем, и сам Ришелье.

Однако перед лицом неотвратимой смертельной опасности кардинал, собравшись с духом, принял величественный вид – ничто не выдавало в нем ни тревоги, ни страха. Среди горцев, обступивших его со шпагами наголо, он сохранял невозмутимость, как если бы стоял в окружении своих гвардейцев в сверкающих мундирах.

Видя насквозь всех этих людей, с которыми судьба связала его ох как давно, преподобный Маркиз счел, что нужно непременно воспользоваться неожиданной заминкой и общей нерешительностью, чтобы спасти Ришелье. Еще мгновение – и было бы поздно!

– Жан-Клод, – громко волзгласил он, – и вы, друзья мои, дети мои… вы явили мне вашу преданность и спасли меня, и теперь мы все вместе вернемся в наши горы, откуда я ушел пленником!.. Я надеялся на вас, ждал и верил – вы исполните свой долг… ибо я очень хорошо знаю вас и ни на миг не мог в вас усомниться… А сейчас послушайте хорошенько, что я скажу, и помните: к вам обращается не только один из ваших военачальников, но и священнослужитель.

Маркиз простер руку над головой Ришелье и выразительно, с достоинством продолжал:

– Монсеньор кардинал де Ришелье, первый министр Людовика XIII, короля Франции, я, Пьер Маркиз, от имени франш-контийского воинства, одним из предводителей коего считаюсь, милую вас и даю слово священника и воина, что ни один волос не упадет с вашей головы!

По рядам горцев прокатился ропот изумления.

– Отец мой, – воскликнул Лакюзон, – хорошо ли вы обдумали то, что говорите? Пощадить Ришелье – значит затянуть войну до бесконечности! А он-то сам пощадил бы нас? Не он ли наш самый лютый и непримиримый враг? Не он ли олицетворение страшных бедствий, обрушившихся на нашу обездоленную землю?

– Я был во власти кардинала де Ришелье, – ответствовал священник. – Довольно было одного его слова – и мне не сносить головы… ибо любое его решение одобряется заранее всеми и каждым, да и сеньор в черной маске во всеуслышание потребовал для меня виселицы!.. Тогда-то Ришелье и пришел сам ко мне, и сказал: «Вы будете жить, и я не продаю вам жизнь, а просто дарю». Так неужели вы готовы обречь на смерть того, кто великодушно помиловал меня, и неужто кровью выплатите мой долг признательности?.. Мне было бы стыдно за такое! Да и вам самим тоже… Это легло бы позором и на нашу благородную землю!

– Все так, – ответил Лакюзон с глубоким сожалением.

И, обращаясь к Ришелье, он прибавил:

– Монсеньор кардинал, вы милостиво сохранили жизнь преподобному Маркизу. И преподобный Маркиз милостиво сохраняет жизнь вам. Отныне он ничем вам не обязан…

– Ибо предписано, монсеньор, – в свою очередь заметил священник-воин, – предписано свыше, что вам суждено умереть всемогущим.