Его удивление возросло, когда они ушли в сторону от домов навстречу прохладному воздуху, дующему с реки. Дорога была темной и неровной, и он шел осторожно, держа беглецов в поле зрения, пока на маленькой полуразрушенной пристани они не остановились и, негромко посовещавшись, не поднялись на борт стоявшей неподалеку шхуны. На палубе никого не оказалось, но в каюте горел свет, и после минутного колебания они спустились туда.
Прошел час или два, и маленький наблюдатель, устроившийся за грудой порожняка, дрожал от холода. Он не подозревал об обмене любезностями в каюте, в результате которых шкипер «Озорного» взял на борт нескольких пассажиров, вполне согласных поступиться питанием и проживанием и готовых заплатить, и боялся покинуть свой пост. Пролетел еще час. Несколько моряков прошли мимо его укрытия и, поднявшись на борт, спустились в кубрик. Пробило одиннадцать, и через несколько минут свет в каюте погас.
Юнга наблюдал еще с четверть часа, но на шхуне по-прежнему было темно и тихо. Тогда он бесшумно прокрался на борт и заглянул в каюту. Оттуда доносился громкий храп. Бесшумно спустившись на берег, Генри со всех ног бросился обратно к «Чайке».
Глава XIII
Уилсон и штурман вернулись к кораблю, нагруженные покупками, и, сбросив их на палубу, поднялись на борт сами более медленным и удобным способом.
— Наверное, наши ребята еще на берегу, — предположил штурман, оглядываясь. — В хорошей кондиции они будут при отправке. Полагаю, юнга внизу с капитаном.
— Спуститесь-ка вниз и пришлите его сюда, — велел шкипер. — Деликатная это работенка, вручить мужчине одежду. Не хочу, чтобы кто-то околачивался поблизости.
— А там нет огня, — заметил штурман, глядя на люк.
Он спустился и на ощупь прошел в каюту.
— В темноте всё сидите? — весело спросил он.
Ответа не последовало. Он пошарил в темноте в поисках спичек и, найдя их, зажег свет и огляделся. Каюта была пуста. Он открыл дверь в спальню и заглянул внутрь; там тоже никого не обнаружилось.
— Должно быть, они с юнгой пошли прогуляться, — тревожно произнес шкипер, когда штурман вернулся и сообщил ему об этом.
Шкипер взял сверток с одеждой и сошел вниз со штурманом. Оба уселись и молча закурили.
— Девять часов, — наконец сказал штурман, когда маленькие часы тихонько прозвонили. — Надеюсь, этот проклятый мальчишка не замышляет чего? Он был в чертовски скверном настроении последние несколько дней.
— Не представляю, что он мог учудить, — задумчиво произнес шкипер, нахмурившись.
— А мне кажется, что он сманил старика, — продолжал штурман. — Схожу на берег и посмотрю, не видно ли кого-нибудь из них.
Он взял свою фуражку из шкафчика и был таков. Прошел час, и шкипер, охваченный сильным беспокойством, поднялся на палубу.
Магазины уже закрылись, и, за исключением уличных фонарей, город был погружен во тьму, а улицы безмолвны, если не считать случайных прохожих. Два или три моряка вышли на набережную и поднялись на борт парохода, стоявшего на соседнем причале. Какая-то женщина неуверенно поглядывала на различные суда, отступая назад, когда мимо нее проходил моряк. Приблизившись к пароходу, она остановилась и с тем же сомнением посмотрела на палубу. Шкипер подошел к борту и, напрягая глаза сквозь мрак, взглянул на женщину.
— Это «Чайка»? — спросил звонкий девичий голос.
— Эннис! — закричал ошеломленный шкипер. — Эннис!