Обезьянья лапка

22
18
20
22
24
26
28
30

— Она здесь совсем ни при чем, — бросил Джо. — Сэм мне об этом сам говорил.

— Думаю, ты все выдумал, — возразил я. — Откуда у бедняги Сэма часы и цепь? И с чего бы ему прийти к тебе? Почему он не пришел ко мне? Ежели он думает, что они у меня, пусть и идет ко мне.

— Что ж, я иду в полицию, — ответил Джо.

— Идем вместе, — позвал я. — Гляди-ка, полицейский. Идем к нему.

Я направился к нему, но Джо держался поодаль и, выругавшись так, что любой призрак бы покраснел, дал стрекача. Я перекинулся парой слов с полицейским о погоде, а затем вернулся на пост и запер ворота.

Я подумал, что Сэм разболтал Джо о часах и цепочке до того, как оказался за бортом. Джо казался негодяем, и я понял, что с ним следует соблюдать осторожность. Кто-то мог растрепать все полицейским — но мне не было до них дела. Они как дети — все время задают вопросы, на которые у тебя нет ответа.

Той ночью на верфи я чувствовал себя не в своей тарелке, не буду лукавить. Дважды мне казалось, что кто-то стоит у меня за спиной. Второй раз я так переживал, что затянул песню, чтобы не бояться, и пел, пока трое матросов с бака «Сьюзан Эмили», пришвартованной поблизости, не пригрозили мне взбучкой. Я был рад, когда рассвело.

Пять ночей подряд я натерпелся такого страху, какого раньше и знать не знал. Впервые за долгое время ни одно судно не пришвартовалось поблизости. Ночь выдалась темная, и жутко завывал ветер. Я зажег потухшую лампу в углу пакгауза и сел отдохнуть перед тем как убрать лестницу, но случайно мельком глянул на пристань и увидел голову, торчащую с одной стороны. В свете лампы я разглядел бледное мертвое лицо призрака Сэма Буллета с жуткой ухмылкой.

Едва отдышавшись, я повернулся и бросился к воротам, словно лошадь на скачках. Я оставлял ключ в замке на всякий случай — повернул ключ, распахнул калитку, захлопнул ее перед носом призрака и, спотыкаясь, вышел на дорогу.

Я бросился к молодому полицейскому, проходившему мимо. Он был еще тем мерзавцем, жутко разозлился, но я ему безмерно обрадовался. Я обнял его так, что он не мог дышать, а затем он усадил меня на тротуар и спросил, что все это значит.

Сперва я и слова не мог вымолвить от волнения и усталости, но, когда я изложил ему всю историю, он мне не поверил.

— Призраков не существует, — заявил он. — Ты пьян.

— Он поднялся из реки и полетел за мной как ветер, — ответил я.

— Тогда почему он тебя не поймал? — недоверчиво спросил констебль, с ног до головы оглядев меня и посмотрев по сторонам. — Говори по делу.

Он подошел к воротам, просунул в них голову и через минуту шагнул внутрь и двинулся вдоль по верфи. Я бросился за ним. Это было моей обязанностью, кроме того, не очень-то хотелось оставаться одному.

Мы дважды прошли верфь вдоль и поперек. Он осветил фонарем все темные углы, заглянул в пустые бочки и ящики и затем повернулся ко мне и поднес фонарь прямо к моему лицу и покачал головой.

— Ты меня за дурака держишь, — проворчал он, — и, ей-богу, тебя бы следовало арестовать. Если еще кому-нибудь скажешь подобную чушь, точно отправишься за решетку.

Он ушел прочь, задрав нос, а я остался один-одинешенек охранять верфь с призраком. Конечно, я торчал снаружи, но временами мне казалось, что я слышу, как кто-то шевелится с другой стороны ворот, один раз так отчетливо, что я бросился в «Голову Медведя», поднял там шум и попросил бренди, чтобы отвадить хворь.

Бренди я так и не получил, да и не рассчитывал. Но хозяин немного поговорил со мной, стоя у открытого окна, и это вышло даже покруче. Несколько раз казалось, что он выпадет, и он поведал мне такое, за что у него бы точно отозвали лицензию. Когда он думал, что мы закончили, и собирался вернуться в постель, я в шутку напомнил ему, что он не так «поцеловал меня на ночь», и, не будь у него жены, двух взрослых дочерей и слуги, он так и проболтал бы со мной до рассвета.

Как я пережил остаток ночи, было для меня загадкой. Казалось, одна ночь длилась как целых двадцать, но с наступлением утра, когда матросы вернулись на судно в шесть часов, они увидели меня на привычном посту.