– Да, с удовольствием. И угощу сухим тортиком.
Они сидели в фондах Эрмитажа на замечательных креслах прошлого столетия и пили самый лучший в мире чай. Потому что он был налит хоть и из обычного чайника, но в самой необычной атмосфере. Они в одну минуту почувствовали себя своими в этом загадочном музейном мире. Их приняли, как своих. Пусть и ненадолго… И работа музейщика, такая скучная со стороны, им показалась самой интересной в мире.
– Эта шкатулка, как я уже говорила, – начала Ольга Петровна, – попала к нам в фонд после революции из коллекции Лихачева. И у нас много ценностей, благодаря его таланту собирателя. Согласно описанию из его архива, он приобрел ее у Александра Александровича Коссаковского.
Она нахмурила лоб.
– Нет, не буду сочинять. Сейчас я поищу поподробнее.
И, встав, куда-то удалилась. Она вернулась минут через двадцать, когда Сережа уже исчерпал все темы для светского разговора, потому что Леля, услышав фамилию Коссаковского, впала в полную прострацию. Тень Лавалей снова упала на эту историю, и это уже точно не случайно. Она не могла ни о чем больше думать и в напряжении ждала Ольгу Петровну.
– Ну что? – почти вскрикнула она, завидев ее.
Ольга Петровна рассмеялась.
– Лелечка, Вы так нетерпеливы. Итак, Александр Александрович Коссаковский был незаконнорожденным сыном графини Коссаковской, урожденной Лаваль. Ее, кстати, тоже звали Александрой. Он жил в России на деньги матери, много пил и гулял, умер в молодом возрасте, имел двоих дочерей. И, кстати, Лихачев пишет, что он подписывал векселя фамилией Иванов, утверждая, что это фамилия его отца. Все это есть в архиве Лихачева. Он написал об этом так подробно потому, что приобретал у него ценные вещи неоднократно. По всей видимости, сынок прогуливал мамино наследство. А вот откуда шкатулка у мамы – непонятно.
– Но у Лавалей же была своя роскошная коллекция, – заметила Мадлен, – вполне возможно, что это часть приданного. Тем более, Юрий Семенович сказал, что на оправе герб Слеповрон, а он был гербом Коссаковских. Значит, она была уже замужем, когда заказывала оправу.
– Очень может быть, хотя зачем они тогда ее с печатью разделили? Они ведь должны были знать про тайник.
– Если бы знали, тайник был бы пустой, скорей всего. Хотя они могли и сами его использовать. Только бумага больно древняя, не 19 века.
Слушая эту беседу, Леля чуть не подпрыгнула, когда услышала фамилию Иванова. В голове четко всплыло, что найденные в кладе ценные бумаги были выписаны на имя некоего Александра Иванова. Значит, клад в доме Шаховских был спрятан именно им, внуком семьи Лаваль. Незаконным, но все же. Все удивительно сходилось в одну точку, а именно, к семье Лаваль.
В этот момент все вдруг зашевелились, и она увидела даму из отдела реставрации, которая несла с собой шкатулку.
– Ну, кто желает посмотреть? – торжественно вопросила она и сунула флешку в компьютер. На экране отразились какие-то листы бумаги, с текстом на каком-то незнакомом языке. Все было именно какое-то неопределенное. Ничего четкого и понятного, вроде: «Лелечка, иди туда и возьми это», – не было.
– Кто-нибудь знает язык? – с надеждой в голосе спросила она.
– В нашем отделе нет, но не думаю, что это проблема, – спокойно ответила Ольга Петровна. – Это древнерусский, написано скорописью, полууставом. Пригласим эксперта и прочитаем, изучим бумагу, через пару недель будет окончательное заключение. Здесь еще много работы, – почти с удовольствием произнесла она.
«Но у нас нет столько времени», – подумала Леля и вслух сказала:
– А можно мне сделать копию текстов?
– Почему нет? Вы же у нас героиня дня. Только, пожалуйста, помните о том, что публиковать нельзя. Все права на публикацию у Эрмитажа. – И, рассмеявшись, добавила: