Как-то незаметно мы пересекли границу с Афганистаном, оставив позади Пакистан, но шли по тем же самым горам, только по недоразумению называвшимися афганскими. Интересно, как жители тут всё делили: что принадлежит Пакистану, что — Афганистану? Одна ведь местность. Горы, горы и горы.
Давно наступил апрель, но по ночам было ещё холодно. До прибытия в очередной кишлак осталось всего ничего, когда мы заметили вдали пару вооружённых людей. Они лишь только бросили на нас взгляд, чтобы пересчитать численность каравана, и тут же исчезли.
— Приготовиться. Саид, двоих со мной.
Все остановились и достали оружие. Двое моих бойцов, что я назвал басмачами, вскинули автоматы и подбежали. Кивнув им, я пошёл туда, где увидели незнакомцев.
Расчехлив бинокль, я внимательно осмотрел окрестные скалы, но так ничего и не обнаружил. Придётся идти дальше на свой страх и риск. Впрочем, с горной тропы всё равно сворачивать некуда. Взяв поудобнее винтовку, я дал каравану знак двигаться дальше.
До конца дня мы больше никого не встретили и разбили ночной лагерь, выставив часового. Перед сном я опять колдовал над своими зельями. Чувствую, что они нам скоро понадобятся. Жаль, что тут невозможно найти хоть простую лабораторию, чтобы сделать концентрированные лекарства, а не отвары, чья ценность снижается раз в десять, если не больше, в зависимости от объёма.
Хотя почему не найти. А те, в которых делают героин? Уж наверняка тут налажено собственное производство наркотиков, сомневаться в этом не приходится. Ну, да ладно.
Ночь прошла спокойно. Позавтракав, мы отправились дальше, и вскоре вышли к кишлаку. Небольшое селение располагалось в очередной мелкой долине.
Войдя в него, мы обнаружили, что здесь остались одни старики да малолетние дети. Всё взрослое население и особенно женщины бесследно исчезло. Судя по всему, нас увидели и испугались, что неудивительно. А ещё повсюду были следы пребывания чужих боевиков.
Тут гильза валялась, а тут металлическая хрень, которой явно не должно быть в горном кишлаке. В общем, привет вам, душманы, от басмачей. Я усмехнулся: почему мы басмачи? Да потому, что представляем вооружённый отряд, действующий сам по себе. Почему не душманы? Да потому, что мы не собираемся воевать с шурави. У меня своих дел полно, чтобы с кем-то воевать. Мне бы тихонько мимо пройти, незаметно для всех. Пока, правда, не получается.
— Нас тут не ждали, Аль-Шафи, — сказал Саид.
— Нас нигде не ждут. Найди и поговори с тем, кто тут остался за главного, успокой его и объясни, что нам нужен проводник в сторону Асадабада. Я ему заплачу. И спроси, кто были те вооружённые двое, которых мы видели вчера.
Достав пачку афгани, я продемонстрировал их не только Саиду, но и нескольким старикам. Они сидели у своих жилищ, поджав ноги, и скорбно качали лысыми головами с навёрнутой чалмой.
— Сейчас сделаю, Аль-Шафи.
Взяв у меня деньги, Саид подошёл к старикам и начал о чём-то разговаривать, показывая при этом деньги. Пока он договаривался, мы расположились на привал.
Запылал костёр, закипела вода в котелках, принимая в себя крупу и тушёнку. Вскоре аппетитный запах разнёсся по кишлаку, и люди потянулись на огонёк. Востроглазый мальчишка, пошептавшись с дедом, бросился в горы и быстро скрылся среди колючего кустарника, что рос на каменистых осыпях.
Я не торопился. Ночевать тут я не собирался, а проводник нужен. Обедали мы с Саидом отдельно от всех. Рядом крутился чумазый ребёнок, я даже сразу не понял, мальчик это или девочка. Думая о своём, я откусил кусок лепёшки и начал жевать. Рука опустилась в котелок с кашей, зачерпнув кусок тушёнки.
Подняв взгляд, я увидел напротив голодные глаза ребёнка, что мусолил во рту грязный палец.
— На! — я протянул ему кусок лепёшки с мясом.
Ребёнок правильно понял, что ему предлагают поесть. Словно молния мелькнула передо мной, и вот моя рука пуста, а ребёнок убегает, уминая за обе щёки лепёшку. Была б на ней свиная тушёнка, и её бы съели, несмотря на запрет. Дети, что с них взять…