Отыграть назад

– Он ходит в местную среднюю школу, – ответила Грейс. – Вообще-то в этом плане все устроилось просто прекрасно. Мне кажется, он, доволен новой школой даже больше, чем прежней. Он подружился с хорошими ребятами. Играет в школьном оркестре.

– И на каком инструменте играет? – спросила Наоми. Это были ее первые слова с той минуты, как они сели за стол.

– На скрипке. Он занимался музыкой в Нью-Йорке до нашего отъезда. Причем довольно серьезно, – зачем-то добавила Грейс.

– Ага! – воскликнул Дэвид. – Еще один скрипач из Саксов. Мой дед играл в Кракове клезмерскую музыку. А дядя до сих пор ее играет. Ему уже за девяносто.

– Нет, нет, – покачала головой Грейс. – Он играет на академической скрипке. Преподаватель у него очень строгий. Набирает учеников только из тех, кого считает… – Но тут Грейс прислушалась к своим словам и осеклась. – Ну, надеюсь, он продолжит играть. Он у меня талантливый. На самом деле, – продолжила она, – у нас в Коннектикуте есть сосед, который предложил учить его народной скрипке. Играть какую-то шотландскую музыку. Наподобие кантри.

– Троюродная сестра клезмера! – восторженно воскликнул Дэвид. – Именно это я и хотел сказать. А у Генри будет бар-мицва?

Грейс поглядела на Дэвида. Да разве можно сейчас говорить об этом? Именно об этом? Как будто их сын, которого они не видели много лет, не убил женщину и не сбежал, бросив их всех. И теперь они, случайно встретившись, сидели за одним столом и вели непринужденные разговоры.

– Нет. Не теперь. По правде сказать, я об этом особо никогда не задумывалась. Особенно сейчас.

– Пап, – покачал головой Митчелл, – перестань. Ей нужно выкроить время посреди конца света и запланировать бар-мицву? Грейс, это очень хорошо, что ты увезла Генри в Коннектикут. И сама туда уехала. Но как же твоя работа?

– Я временно перестала практиковать. Может быть… возможно, я открою новую практику. Я об этом подумываю. Но не в Нью-Йорке – нет, там все кончено.

– И вы живете в летнем доме.

– Да. И да, там очень холодно, если вы собирались об этом спросить, – сказала она, окидывая их взглядом.

– В неутепленном? – озабоченно спросила Наоми. – А для Генри это не опасно?

– Мы надеваем несколько свитеров. И спим под несколькими одеялами. – Грейс вздохнула. – Мой сын хочет собаку. Он говорит, что эскимосы согреваются, когда спят, прижавшись к собакам.

– Ну, а почему бы и нет? – спросил Дэвид. – Разве ему нельзя завести собаку?

Она чуть было не сказала: «У Джонатана была аллергия, вот почему». Но тут Грейс вспомнила еще одно «почему»: детство мужа и пса по кличке Ворон, каким-то образом сбежавшего из этого самого дома, а потом исчезнувшего. И как эти самые родители обвиняли Джонатана в том, что все это каким-то образом случилось из-за него, хотя собака была Митчелла, даже не Джонатана. После этого Джонатан поставил на собаках крест. Семья сотворила с ним нечто ужасное. Одна ужасная пощечина из многих – и кто знал, сколько было подобных ужасных поступков?

– У вас была собака, – сообщила она им, словно именно это и нужно было сказать. – Джонатан мне рассказывал, что с ней случилось.

Они дружно уставились на нее. Мать Джонатана повернулась к мужу и недоуменно спросила:

– Что она сказала?

– Погодите, – вмешался Митчелл, вытянув руку, как иногда непроизвольно делаешь в машине, внезапно ударяя по тормозам и желая остановить лезущего прямо под колеса пешехода. – Обождите минутку. Дайте я спрошу.