Отыграть назад

– Никогда у нас не было собаки, – твердо заявила Наоми. – Он тебе говорил, что мы держали собаку? И с ней что-то случилось?

– Ты этого не знаешь, – произнес Дэвид, посмотрев на Грейс. – Собаки у нас никогда не было. Нам бы хотелось ее завести, но у ребят была на них аллергия.

«Выходит, это правда», – подумала Грейс, ощутив какое – то странное облегчение. Джонатан всегда говорил, что у него аллергия на собак.

– И что он говорил? – строго спросила Наоми. – Ну, об этой выдуманной собаке.

– Что… – Грейс пыталась припомнить подробности. Теперь они представлялись очень важными. – Был такой пес по кличке Ворон. Принадлежал Митчеллу. И однажды, когда Джонатан был дома один, пес вдруг исчез. Может, выскочил за ворота или еще что, но больше его никто никогда не видел. А вы обвинили во всем Джонатана, потому что только он был дома. – Она задумалась, пытаясь вспомнить, не упустила ли чего. – Вот и все.

После долгой и очень неприятной паузы вдруг раздался голос Наоми.

– Это не все, – сдавлено проговорила она. – Далеко не все.

– Дорогая, – вмешался Дэвид. – Не сердись. Очевидно, Грейс только это и слышала.

– Прошу вас, – произнесла Грейс. Сердце у нее выпрыгивало из груди. Оно колотилось так, что Грейс слышала удары. Она не понимала, что происходит, но творившееся вокруг повергало ее в ужас. – Пожалуйста, скажите мне правду.

– Не собака, – ответила Наоми и расплакалась. Из оттененных темными кругами глаз потекли слезы. – Не было никакой собаки. Был братик. Собаки у него никогда не было, а вот братик был. И я думаю, он и словом не обмолвился об этом братике.

– Конечно, был. Митчелл! – откликнулась Грейс. Она никак не могла уловить нить разговора.

– Нет, не Митчелл, – злобно отрезала Наоми.

– Не я, – почти одновременно добавил Митчелл. Грейс заметила, что он больше не улыбался. Даже его признанному оптимизму такое было не под силу. – Был еще один брат. Аарон. Ему было четыре годика.

Грейс покачала головой, сама не зная зачем.

– Он и вправду никогда тебе об этом не рассказывал? – спросил Дэвид.

Грейс думала: «Я могу прямо сейчас встать и уйти. Если я это сделаю, мне не надо будет ничего выслушивать. Но если я останусь, придется выслушать все до конца. И то, что я узнаю, останется со мной навсегда. И что бы это ни было, мне придется до конца дней жить с этим знанием».

На самом же деле ничего решить она не могла. Эти слова, их слова – словно зажали Грейс в тиски. Что в них правда, выяснится потом. К настоящему моменту она, разумеется, стала совершенно другим человеком.

Субботним зимним утром в тот год, когда Джонатану было пятнадцать, а Митчеллу – тринадцать, четырехлетний Аарон Рувим Сакс, получивший у мамы прозвище «Вагага», а у папы – «Вагончик» (братья его никак не прозвали, поскольку были гораздо старше его и жили своей жизнью), сильно простудился и начал температурить. Это случилось в тот день, когда дочь старинных друзей Дэвида и Наоми должна была пройти обряд бар-мицвы, и все семейство Сакс ожидали в синагоге и на обязательной после такого обряда трапезе. Но Джонатан идти отказался. Ему не нравились ни старинные друзья Дэвида и Наоми, ни их дочка, в школе учившаяся на два класса младше его и не отличавшаяся ни малейшей привлекательностью. Так что Джонатан вознамерился остаться дома и заняться тем, чем он занимался у себя в комнате за запертой дверью. Накануне по этому поводу разыгрался скандал, кончившийся настойчивым требованием Дэвида: нравится что-то там Джонатану или не нравится, он отправится на бат-мицву вместе со всей семьей. Однако следующее утро началось так, будто бы ничего сказано не было. Джонатан сидел у себя в комнате и наотрез отказывался выходить.

Но Аарон температурил. И Наоми нашла решение. Во-первых, да, сохранить лицо, а во-вторых, все-таки дать Джонатану шанс провести время с братиком. Может, Джонатану еще не поздно найти какую-то связующую нить, обрести узы, которые, возможно, переживут все последствия переходного возраста и взросления в родительском доме. Наоми надеялась, что он примет младшего братика, и неважно, что даже Митчелла, который всего на два года младше, Джонатан никогда не любил. Рождение Аарона, хоть и удивило всех их, однако еще больше отдалило старшего сына от остальных членов семьи.

Именно так она себе и говорила, пока одевалась для посещения синагоги. Перед выходом Наоми померила температуру у малыша (тридцать восемь и три). Затем уложила его в кроватку и поставила кассету со «Сказками зеленого леса».