Поручик Державин

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пора к армии ехать, — говорил он друзьям. — Да вот решил погулять напоследок. Устрою бал, порадую Катишь и себя.

Празднование состоялось 28 апреля 1791 года. Возле Таврического дворца с утра царило оживление. На площади были выставлены для народа столы с угощением, к общему восторгу выкатили сорокаведерные бочки с медом и вином…

Вечером стали съезжаться гости — министры, боевые генералы, знатнейшие вельможи России. Прибыли цесаревич Павел с женой и их дети: четырнадцатилетний Александр и двенадцатилетний Константин. За ними подкатила карета Екатерины Алексеевны. Императрица сделала все возможное, чтобы не привлекать к себе внимание, но народ, увидев ее, стал кричать "Виват!", толпиться, и без давки все равно не обошлось.

Не в силах унять волнение, Потемкин ждал государыню на ступенях дворца, сверкая бриллиантами в свете масляных фонарей. Малиновый бархатный фрак как влитой сидел на его чуть погрузневшей, но еще статной фигуре. Орлиный нос, пламенный взгляд, чарующая улыбка… При виде бывшего фаворита Екатерина безотчетно вздрогнула, но тут же успокоилась, сердце снова застучало ровно. А он, увидев, что императрица приехала одна, без Платона Зубова, возрадовался непомерно и, сбежав по ступеням, помог ей выйти из кареты. Сам оправил воланы ее золотого платья, благоговейно поцеловал руку…

Таврический дворец сверкал тысячами огней. Нарядные гости расположились в ложах вокруг парадной залы, ожидая начала праздника. Екатерина, Потемкин, Павел Петрович с супругой поднялись на подиум, увитый гирляндами оранжерейных цветов.

В этот момент громко, торжествующе ударили литавры! Запели трубы! Взмыли вверх смычки!

И грянул с балкона многоголосый хор:

Гром победы, раздавайся! Веселися, храбрый Росс!

Звучала величественная патриотическая песнь на слова Гавриила Державина, написанная всего лишь несколько дней назад по заказу светлейшего князя Потемкина. Музыку сочинили композиторы Дмитрий Бортнянский и Осип Козловский в форме торжественного полонеза, любимого танца Державина.

Поэт сидел с женой в почетной ложе, среди знатных гостей. Не замечая катившихся по щекам слез радости, он смотрел, как в зал под звуки полонеза выходят строем двенадцать трогательно юных танцевальных пар: девочки в одинаковых небесно-голубых платьях и мальчики в синих фраках. Колонну вел старший сын цесаревича Павла — белокурый красавец Александр. Он уверенно и элегантно двигался по паркету со своей дамой — немецкой принцессой Луизой Баденской, ставшей впоследствии Елизаветой Алексеевной, его женой. А навстречу им по диагонали выплывала розовая колонна отпрысков петербургской знати: барышни в платьях цвета утренней зари и кавалеры в вишневых фраках. В первой паре важно выступал младший брат Александра — курносый, похожий на отца, Константин.

Хор пел:

Воды быстрые Дуная Уж в руках теперь у нас; Храбрость Россов почитая, Тавр под нами и Кавказ!

Державин беззвучно подпевал, чуть шевеля губами. Тогда он еще не знал, что полонез "Гром победы" на целых четверть века станет неофициальным гимном России. Лишь в 1816 году по желанию Александра I его сменит заунывная "Молитва русских" — калька британского гимна…

В тот день Потемкин превзошел себя. В каждом зале его волшебного дворца гостей ждали сюрпризы и развлечения: театральные постановки, живые картины, крепостной балет… А те, кто пожелал выйти в сад или на площадь перед дворцом, мог наслаждаться фейерверками, лицезреть потешную флотилию в искусственных озерах, играть в народные игры… Праздник венчал ужин на тысячу персон и грандиозный бал, который длился до утра.

Екатерине удалось уйти по-английски, не прощаясь и не привлекая к себе общего внимания. Но Потемкин, зорко следивший за каждым ее движением, проскользнул за ней в заднюю дверь и остановил у самой кареты.

— Довольна ли моя государыня? — трепетно шепнул он ей на ушко.

Та чуть отодвинулась и ответила с улыбкой:

— Спасибо, голубчик, утешил!

— Позволишь остаться подле тебя?

— Рада бы… Дела не позволяют! — и осторожно вынула руку из его теплых ладоней.

Он печально кивнул, развел руками:

— Ну что ж… Поделом мне, дураку. Прощай, Катишь…