Поручик Державин

22
18
20
22
24
26
28
30

Державин попросил позволения записать некоторые из афоризмов Суворова, но в это время вошел лакей и доложил, что карета вице-канцлера Ивана Андреевича Остермана прибыла к парадному подъезду. Граф просит принять его.

Суворов выглянул в окно.

— Как же не принять такого важного человека! — воскликнул он и, подмигнув Державину, выбежал без плаща, в одном мундире на заснеженное крыльцо.

Слуги Остермана поспешили отворить карету, но не успел гость привстать, как Суворов по-кошачьи легко запрыгнул на сиденье и, устроившись рядом, изо всех сил затряс руку растерянного вице-канцлера.

— Весьма рад! Искренне польщен, ваша светлость! Благодарю за посещение! Вы торопитесь? Ну что же… Счастливого пути! — И, не дав растерянному графу опомниться, выскочил из кареты на снег. Помахал рукой и, ежась от холода, побежал во дворец.

Ошарашенному Остерману ничего не оставалось, как тронуться в обратный путь.

— Этот контрвизит — самый скорый и взаимно неотяготительный! — весело сообщил румяный с мороза Суворов, наливая Державину и себе ароматное французское вино. — Прежде граф не удостаивал меня и взглядом. А теперь опомнился! Ладно, Бог с ним. Так что вы, Гаврила Романыч, хотели записать?

— Ваши меткие изречения. И кроме того, я бы хотел собрать воедино ваши взгляды на войну, новые методы ведения боя. Это было бы неоценимым пособием для всех, кто занят военным делом…

Он замолчал, потому что Суворов жестом остановил его.

— Ничего не нужно записывать, друг мой… Должен признаться, что заканчиваю рукопись книги, где собран мой опыт ведения баталий, который хотел бы передать потомкам. Там мои инструкции молодым офицерам, мое понимание русского солдата…

— Вот так новость! Какой бесценный подарок для России! — радостно воскликнул Державин. — Обещайте, что подарите мне вашу книгу! Как она будет называться?

— "Наука побеждать".

— Превосходно!

Суворов был явно польщен:

— Вы находите? Я долго мучился, как назвать… Верно ли, что для писателя самое трудное — придумать название для своей книги?

— И еще — эпитафию на своем надгробии, — пошутил Державин.

Веселые глаза Суворова вдруг затуманились, он задумчиво откинулся на спинку кресла и спросил серьезно:

— А что бы вы написали на моей могиле, Гаврила Романыч?

Державин смешался, но понял, что отшучиваться нельзя. Он открыто взглянул в лицо старого полководца и сказал:

— "Здесь лежит Суворов".