Не успел он договорить, как, неслышно ступая, вошел секретарь и доложил о приходе ректора университета Михаила Матвеевича Хераскова.
— Мишуня! — радостно приветствовал Шувалов невысокого мужчину в университетском мундире с орденом Святой Анны в петлице и с тяжелой стопкой книг в руках. — Неужто успел выпустить альманах?
— Так точно, Иван Иванович! Извольте взглянуть!
И орден, и военная выправка — все говорило о том, что Хераскову довелось служить в армии. Он выложил на столе перед графом увесистые тома университетского альманаха "Полезное увеселение" и с довольным видом потер озябшие руки.
Во все глаза смотрел Гавриил на известного поэта, прославившегося многочисленными одами, трагедиями и эпическими поэмами. Херасков только что пришел с мороза: краснощекий, оживленный, энергичный и улыбающийся. Плавным движением руки Шувалов указал на своего протеже:
— Рекомендую вам, Михаил Матвеевич, Гаврилу Державина, человека умного и одаренного!
— Чем одаренного? — иронично спросил Херасков, бросив на гвардейца мимолетный взгляд.
Державин осмелился пояснить:
— Способностями к стихосложению, господин Херасков.
— О! Нынче все марают бумагу и называют это стихами. Впрочем, не угодно ли показать мне образцы вашего творчества?
Державин, волнуясь, протянул несколько листов. Просмотрев их, Херасков вынес приговор:
— Слог тяжел, темы ничтожные! Впрочем, сгодится для приятелей, чтобы развлечь их и услышать похвалу.
— Я больше для себя пишу, — робко возразил Державин.
Херасков протестующе хлопнул по столу.
— Запомните, друг мой! Поэзия не может быть частным делом! Все, что выходит из-под вашего пера, должно служить воспитанию нравов и пользе Отечества!
Гвардеец слушал, не смея возразить. Неожиданно за него вступился Шувалов:
— Ведь ты и сам, Михаил Матвеевич, используешь различные жанры — высокие и низкие!
— Но при этом все стараюсь наполнить смыслом! А это что? — Он небрежно взял одно из стихотворений.
Херасков бросил бумагу на стол и зевнул:
— Можно дальше не читать. Скучно!