Покойного генерал-аншефа Бибикова он не любил, втайне считая соперником в военной карьере. Свое назначение он принял без особой радости — должность досталась ему словно в наследство.
Тем временем Державин покинул лазарет. Рана на руке затянулась, но душевная рана еще долго саднила и ныла. Через несколько дней он получил из Симбирска предписание прибыть к новому командующему, как только будет готов к дальнейшему прохождению службы. Отблагодарив врача, поручик на другой же день выехал в Симбирск, где в то время находился главный штаб правительственных войск.
Дорога заняла не более суток. На почтовых станциях к гвардейскому офицеру все относились с почтением, совсем не так, как в начале войны. Станционные смотрители давали ему лошадей без очереди, а томившиеся в ожидании пассажиры не возражали, понимая, что такова военная необходимость. По этим и по некоторым другим признакам можно было сделать вывод, что в войне наступил перелом и недалек тот день, когда Поволжье и Урал вернутся к мирной жизни. Многие из тех, кто поначалу сочувствовал самозванцу и верил в его великую миссию освободителя, так натерпелись от его "благодеяний", что теперь мечтали лишь об одном: чтобы освободитель был поскорее пойман и предан суду.
Прибыв в Симбирск, Державин, не теряя времени, явился в штаб к главнокомандующему Петру Панину, готовый получить от него поручения. Дежурный адъютант встретил его в приемной с ледяной вежливостью и тут же скрылся за дверью кабинета. Вернувшись, учтиво предложил подождать минут пять. Державин принял слова "пять минут" дословно и стал прохаживаться у двери, не садясь в предложенное кресло. Но через полчаса ожидания все-таки сел: голова закружилась, сказывалась слабость от потери крови.
Прошло около часа, прежде чем в кабинете Панина звякнул колокольчик. Адъютант вскочил, рванулся к начальнику, и вскоре Державин услышал из-за двери небрежное: "Он еще здесь? Ладно, приму!"
Обида кольнула сердце. Разве он добивался этой аудиенции? Разве явился не по личному приказанию самого Панина? Никогда Бибиков не заставлял его ждать в приемной, всегда принимал радушно, как родного и называл "мой герой"!
Но десять лет солдатчины приучили его скрывать личные чувства и во всем строго следовать артикулу. Так было легче переносить тяготы военной службы и усмирять бури душевные.
Войдя в кабинет, Державин увидел двух генералов. Один из них, весьма упитанный, в новеньком мундире при полных регалиях и в тщательно завитом парике сидел за массивным письменным столом и что-то торопливо строчил, брызгая чернилами. Другой — худощавый, без парика, лысоватый со лба, сидел поодаль в кресле. Державин вскинул руку к треуголке:
— Господа генералы, имею честь прибыть в ваше распоряжение! Гвардии поручик Гавриил Державин!
Тот, кто сидел за столом, нетерпеливо махнул рукой:
— Тише! Не на параде! Пфе… Быстро прискакал, поручик! От Пугачева удирал? Шкуру свою спасал? Молчишь? А ведь я все знаю про тебя! Решил стяжать себе славу — Пугачева поймать! Ну и как, поймал?
Не готовый к столь грубому тону, Державин на мгновенье опешил.
— Ваше превосходительство! Я и не предполагал ловить Пугачева самолично. Главнокомандующий Бибиков лишь поручил мне…
Он замолчал, почувствовав, что упоминание о Бибикове вызвало неудовольствие начальства.
— Вы, наверное, хотели сказать "покойный главнокомандующий"? Войсками ее императорского величества ныне командую я, генерал-аншеф Панин! Впрочем, откуда вам это знать, коли вы отсиживали зад в Малыковке?
— Ваше превосходительство! По роду службы я состоял в следственной комиссии и выполнял личные поручения генерал-аншефа.
Панин саркастически усмехнулся.
— Даже не спрашиваю, какие! Отныне сие ведомство переходит под начало Павла Сергеевича Потемкина. Слыхали о таком?
— Верно, кузен Григория Александровича?
Панин не ответил, усмехнулся и обратился к лысому генералу, внимательно слушавшему разговор:
ebooksa