Пятый кодекс

«Дома. Живой…» – вздохнул с облегчением Андрей.

– Доброе утро, папочка, – улыбнулась Дашка.

– Доброе… – пробормотал спросонья Рогов. – А где… Изабелла?

Только сейчас он заметил огромную дыру в соседней подушке и на прикроватной тумбочке записку: «Андрей, я так больше не могу. Прости… и прощай…»

Глава 22. Последняя шифровка доктора Изотова

– Ну, иди сюда, дурашка. Иди, не бойся!

Горсть мокрого хлеба нашла самого худого и несчастного голубя среди стаи пёстрых зажиточных завсегдатаев этого участка улицы. Мокрая хлебная лепёшка хлопнулась об асфальт с характерным звуком: «Ляп-п-п!» Скромный новичок не успел подойти к угощению, как незнамо откуда прилетела стайка воробьёв и стала клевать обед прямо под носом у его хозяина.

– О! Явились, черти! – добродушно смеясь, проскрипел пенсионер.

Больной, никому не нужный и всеми забытый старик Юрий Валентинович Изотов ходил кормить голубей к институту, где ещё совсем недавно преподавал и занимался научной работой. Но настали смутные времена, и профессор с более чем тридцатилетним стажем оказался невостребованным.

Февральская оттепель напоминала о скором приходе лучшего времени года. Здесь, на лавочке, в старом драповом пальто, в ботинках на тонкой подошве и каракулевой шапке пирожком сидел человек, открывший миру письменность самой загадочной цивилизации на земле – народа майя. Пасмурность и сырость Города на Неве нисколько не смущала учёного.

Сколько связано с этими местами, сколько отдано сил.

В сорок шестом, совсем молодым парнем, экстерном окончив университет, Юрий перебрался из Харькова в Ленинград. Конечно, реализовываться в науке нужно было там, где к ней было особое внимание. Да и к тому же этот город импонировал ему, скрытному, можно даже сказать, нелюдимому молодому человеку с научным складом ума и большими творческими способностями. В те годы и Харьков, и Ленинград были городами одной большой родины.

Потом, при сталинском режиме была опала – ни аспирантуры, ни диссертации. Работа простым лаборантом на кафедре.

Война сделала поколение мальчишек, родившихся в двадцатых годах XX века, жизнестойкими, сильными и твёрдыми. А тем более такого парня, как Юрий Изотов. Бывшего разведчика трудно было выбить из седла. К тому же он начал работу по двум книгам, добытым из архивов «Аненэрбе» в Берлине в сорок пятом году, – «Сообщение о делах на Юкатане» Диего де Ланды и «Кодексы майя» Брассера де Бурбура. Медленно, но уверенно Юрий двигался к своей цели, превращая символы в слова, а слова – в предложения. Как? Об этом не принято говорить, но Юрий готов был поклясться: многое из того, что он расшифровал и до чего догадался, к нему приходило ранее, в его детских видениях.

Его вдохновляла память о родине, о посёлке Южном, где он получил в лоб шаром от крокета. Но его судьбой всё же стал Ленинград.

Здесь он, приехав защищать кандидатскую диссертацию, сразу получил степень доктора наук, своими знаниями и достижениями в этнографии и лингвистике заставив учёный совет аплодировать стоя.

Потом были происки врагов. Из-за неуживчивого характера и острых, ироничных высказываний не было друзей. Но Юрия это не смущало. Он всегда был одиночкой: и в науке, и в жизни. Лишь в 1990 году, после падения железного занавеса его, одного из выдающихся майянистов мира, пригласили в Гватемалу для вручения награды – Большой Золотой медали президента, а в 1995-м – в Москве, в посольстве Мексики Юрия Валентиновича наградили орденом Ацтекского орла за выдающиеся заслуги перед Мексикой.

Так прошла жизнь. Изотов бережно хранил остатки своей первой скрипки с давно запёкшейся кровью его единственной возлюбленной Кати, погибшей в сорок первом. Ей он остался верен навсегда.

Родина щедро отплатила за его заслуги крохотной хрущёвкой на окраине города. Но Юрий Валентинович не жаловался. Много ли надо человеку, во главе угла которого была наука?

Век подходил к концу вместе с тысячелетием, и Изотов, несмотря ни на что, чувствовал себя частью этого большого мира, который человечеству ещё исследовать и исследовать. Единственное, что волновало профессора, – ему так и не удалось подготовить достойного ученика. Ведь мало передать знания, важно быть уверенным, кому передаёшь. Но самое главное, что узнал профессор, по крупицам собирая исторические записи майянских иероглифов, он не сказал никому. Никто в стране, а может, и во всём мире не знал тайны, способной перевернуть науку или даже все теории о возникновении Земли. Свои знания строптивый учёный мечтал передать самому достойному из людей, но пока такого счастливца не нашлось. Профессора грела одна мысль: что никто, кроме него, не смог сделать этого открытия.