Свет Старлинг

22
18
20
22
24
26
28
30

Но ведь это на самом деле было так… Нью-Авалон и Эйрин ждали этого момента больше столетия.

Дориан приблизился и поцеловал ее. Напористо и страстно, всколыхнув еще яркие воспоминания прошедшей ночи у камина. А затем достал из рукава куртки свой аутэм с черным, отливающим на свету красным, волнообразным лезвием.

– Порежь мою руку кинжалом, – сказал он, протягивая аутэм ей.

– Что?

– А как ты хотела? – усмехнулся он. – Вот тебе и проверка.

Неуверенно Деми поднесла кинжал к его подставленному запястью. Рука ее затряслась, когда лезвие легко прошлось по коже, разрезая, как бумажный лист. Из раны, медленно раскрывающейся, потекла яркая алая кровь.

Дориан подставил руку над чашей и подождал, пока дно ее заполнится красным. Взяв протянутый ему кинжал, он поднес его к запястью Деми.

– Не бойся, я это уже делал, – проговорил он, заметив ее встревоженный взгляд.

– Я помню, – кивнула она и прикусила губу, почувствовав резкую боль.

Деметра позволила крови стечь в чашу, мысленно высказывая себе все, что думала об этом ритуале. Каким бы сакральным он ни являлся, выглядело это отвратительно.

– Спасибо, – остановила ее Рицци и оттолкнула от склянки. – А теперь можете залечить друг другу раны. Ну, или… Неважно.

Дориан провел пальцами над порезом Деми, и он вмиг затянулся, после чего исцелил и себя.

Тем временем Рицци, забравшая чашу, аккуратно перелила ее содержимое в колбу и размешала стеклянной палочкой.

Открыв четыре снадобья, она набрала кровь пипеткой и добавила в склянки в равных пропорциях. Одно за другим, зелья начали темнеть и становиться черными.

– Так и должно быть? – с интересом спросила Деметра, наблюдая за процессом и потирая нежно-розовую кожу на месте бывшего пореза.

– Сейчас узнаем, – улыбаясь, проговорила подруга.

Она поставила зелья на специальную подставку и понесла ее к Ворону.

Там она открыла отделение у него на груди и вставила зелья в соответствующие им полости. Дотянувшись до ключа, Рицци несколько раз повернула его до упора и торопливо отошла назад.

Ворон должен был ожить или хотя бы подать знак, что работал.

Но этого не произошло. Не произошло ничего вообще.