Шпендик ушел, не ответив. У самого выхода он оглянулся на Рыжего, и слава богу, что тот опять уткнулся в пол и не видел Митькиных глаз.
— Так что порядок, — докладывал Чир в тот же вечер Григорию Львовичу. — Рыжий теперь и не пикнет.
Они разговаривали в передней. Григорий Львович сидел в кресле у телефонного столика, нога на ногу, а Чир стоял перед ним, стараясь держаться как можно прямее. Дверь в первую комнату была закрыта, и за ней не слышалось ни шороха.
— Вот так, — заканчивал Чир свой отчет, — куда они Ар… Мишу поставят, точно не знаю, но тот у них в защите играл, слева. Он левой бить может?
— А кто его знает. Эй, Михаил, брось книжку, иди сюда, поговорить надо!
В комнате зашаркали шаги, дверь приоткрылась, и Мишка высунул голову:
— Что, папа?
— Выйди и поздоровайся для начала!
Мишка нехотя, боком выбрался в прихожую и притворил дверь за собой.
— Здорово! — как хорошему приятелю, кивнул ему Чир.
Мишка осторожно взял протянутую руку и ответил:
— Добрый вечер!
— Так вот, Олег интересуется — ты слева сыграть сможешь? Ну, левой ногой по мячу попадешь?
— Не знаю, я же не играл никогда.
— Ох и пентюх! Банки-то хоть подшибал на улице? Какой ногой?
Мишка растерянно посмотрел на ноги, а потом почему-то пальцем указал на одну: — Вот этой.
— Ага, все-таки левой.
— И как, получалось? — поинтересовался Чир.
— Да так… не очень…
— Ясно, — ухмыльнулся Григорий Львович, — левой не умею, а правой еще хуже. Ладно, пойду я. Договаривайтесь. Да пригласи Олега в комнату. Что ты его в прихожей держишь?