— Что это тебя занесло? — подала голос Акимовна. После продолжительного молчания она снова спросила: — Я говорю, время для поездки не мог получше найти?
— Я за почтой, — ответил Митька.
— Все не по-людски, — услышал он из-за двери. — Ну и сходи покамест за почтой, раз за почтой.
Митька послушно пошел на почту. Почтальонша читала роман, разложив на столе голые до локтя сметанные руки.
— А что же Василий не приехал? — спросила она, увидев Митьку.
— Не может он.
— Ну а что у вас слышно? — Она нагнулась, чтобы открыть ящик стола и посмотреть почту.
— Да ничего, так, — сказал Митька.
Он видел сзади ее шею с ложбинкой посередине, а за оттопырившимся воротником — теплую покатость спины. Рука его потянулась и дотронулась до шелковой ложбинки у самого затылка. Почтальонша резко подняла голову и встала.
— Ты что же это? — спросила она грозно.
— Я? Ничего… Я ничего не хотел…
— Бери и выкатывайся!
Не смея взглянуть на нее, он взял письмо и вышел.
А почтальонша смеялась. Сначала тихо, потом громче, до изнеможения. И так это развеселило ее, так позабавило, что она посмеивалась даже вечером, дома, и настроение у нее было отличное.
А Митька пришел к Акимовне и встал в дверях, не раздеваясь, с письмом в руках. Акимовна уже успела одеться в байковую лыжную куртку. Пол был вымыт. На столе стояли кружки, а на плитке закипал чай.
— Кому письмо?
Митька посмотрел.
— Василию. От Тамарки.
Он опустил письмо за ворот рубашки, оно скользнуло по груди, успокоилось на животе, возле ремня, и там пригрелось.
— Ну, как вы там? — спросила Акимовна.