Реальное и сверхреальное

Принимая во внимание все сказанное, будет, возможно, полезно кратко повторить приведенные выше обоснования, причем лучше всего сделать это посредством наших примеров. Рассказывая об экспериментах Райна, я предположил, что, вследствие напряженного ожидания или эмоционального состояния субъекта, уже существующий, правильный, но находящийся в бессознательном образ результата позволяет сознательному разуму угадывать ответ чаще, чем следует из расчета вероятности. Сновидение со скарабеем есть сознательное представление, пришедшее из бессознательного, уже существующий образ события, которое произойдет на следующий день, то есть пересказа сна и появления жука. Супруга моего скончавшегося пациента бессознательно знала о приближении смерти мужа. Стая птиц вызвала в сознании соответствующие образы-воспоминания и породила страх. Точно так же сон моего знакомого, которому приснилась насильственная смерть его друга, причем почти одновременно с самим происшествием, возник из уже существовавшего в бессознательном знания об этом событии.

Во всех этих и других им подобных случаях присутствует, по-видимому, некое априорное, не поддающееся каузальному объяснению знание о ситуации, которая пока не может быть познана. Значит, синхронистичность объединяет в себе два фактора: а) бессознательный образ проникает в сознание либо непосредственно (то есть буквально), либо косвенно, символически, в форме сновидения, мысли или предчувствия; б) объективная ситуация совпадает с этим содержанием. Оба фактора вызывают недоумение. Как возникает образ в бессознательном и почему происходит совпадение? Мне совершенно понятно, почему люди склонны сомневаться в реальности этого опыта. Но сейчас я лишь ставлю вопрос, а ниже постараюсь на него ответить.

Что касается роли, которую в синхронистических событиях играют аффекты, то стоит, пожалуй, указать на моих предшественников в этом вопросе. Сама идея была уже известна Авиценне и Альберту Великому. О магии Альберт Великий писал: «Сей поучительный рассказ [о магии] отыскался в Liber sextus naturalium [143] Авиценны, где сказано, что человеческой душе присуща некая способность (virtus) преображать сущее и подчинять оное себе, в особенности когда она поглощена избытком любви, ненависти или чего-то еще (quando ipsa fertur in magnum amoris excessum aut odii aut alicuius talium). Опытами возможно доказать, что когда душа человеческая охвачена преизбытком какой-либо страсти, то она [страсть] повелевает сущим [магически] и преображает их по своему усмотрению (fertur in grandem excessum alicuius passionis invenitur experimento manifesto quod ipse ligat res et alterat ad idem quod desiderat); и сам я длительный срок в сие не верил, но когда изучил нигромантические сочинения и прочие, по знакам и магии, то уяснил себе, что подверженность чувствам (affectio) человеческой души есть главная причина всего сущего, то ли потому, что она из-за оной подверженности изменяет свою телесную субстанцию и все прочее, для нее желанное, то ли потому, что из-за ее достоинства все прочее, нижестоящее, склоняется пред нею, то ли потому, что урочный час, или астрологическое положение, или иная сила совпадают с этим столь необычным чувством, и мы [следовательно] верим, что сила сия предается душе, свершающей деяние (cum tali affectione exterminata concurrat hora conveniens aut ordo coelestis aut alia virtus, quae quodvis faciet, illud reputavimus tune animam facere)… Всякий, жаждущий познать тайну того, как творить и как уничтожать сущее, должен ведать, что любому по силам воздействовать магически на все вокруг, если его охватит сильная страсть… и надлежит свершать сие в тот час, когда овладевает тобою преизбыток, берясь за все и приступая ко всему, на что укажет душа. Ведь душа в ту пору столь обуянна желаниями, что сама подбирает для себя наилучший и наиважнейший астрологический срок, каковой также повелевает всем, что годится для этого свершения… Стало быть, сама душа желает чего-либо усиленно, душа творит действенно и душа придает всему подобие истинного… Таков способ сотворения всего, чего алчет душа. Все, что она свершает ради этой цели, обладает той побудительной силой и действенностью, какие желанны для души» [144].

Из этого текста совершенно ясно, что синхронистические («магические») события трактуются как зависимые от аффектов. Разумеется, Альберт Великий в духе своей эпохи объяснял все наличием некоторой магической способности и даже не задумывался о том, что психический процесс «упорядочен» ничуть не меньше того образа, который с ним совпадает и который предвосхищает внешний физический процесс. Этот образ рождается в бессознательном и потому принадлежит к тем cogitationes quae sunt a nobis independentes [145], которые, по мнению Арнольда Гелинка [146], внушаются нам Богом, а не проистекают из нашего мышления [147]. Гете мыслил синхронистические события столь же «магически». Так, в своих беседах с Эккерманом [148] он говорил: «Каждому из нас присущи электрические и магнетические силы, которые наподобие настоящего магнита что-то притягивают или отталкивают, в зависимости от того, приходят они в соприкосновение с одинаковым или с противоположным» [149].

После этих общих рассуждений давайте вернемся к проблеме эмпирического базиса синхронистичности. Здесь самое главное – добыть эмпирический материал, из которого мы могли бы делать те или иные разумные выводы, и, к сожалению, данное затруднение не так-то просто преодолеть. Опыт, о котором идет речь, вовсе не лежит под рукой. Посему приходится заглядывать в укромнейшие уголки и набираться мужества, чтобы сразиться с предубеждениями нашего времени, если мы хотим расширить свое понимание природы. Когда Галилей в свой телескоп рассмотрел спутники Юпитера, это открытие незамедлительно ввергло его в жаркое противостояние с предрассудками ученых современников. Никто не знал, что такое телескоп и на что этот прибор способен. Никто прежде не ведал о спутниках Юпитера. Конечно, каждая эпоха считает, что предшествующие столетия изобиловали предубежденностью, и к нам это относится даже в большей степени, пускай мы заблуждаемся ничуть не меньше наших предков. Сколь часто нам доводится наблюдать гонимую истину! Как ни горько это признавать, но сказано верно – история ничему не учит человека. Сей печальный факт вполне объясняет те величайшие трудности, с которыми мы сталкиваемся, едва приступая к сбору эмпирического материала, способного пролить немного света на темные обстоятельства (смело можно утверждать, что мы почти наверняка отыщем истину там, где, как уверяют все авторитеты, искать нечего).

Отчеты о примечательных отдельных случаях, пусть даже полностью подтвержденные, не приносят, увы, пользы и ведут в лучшем случае к тому, что их авторов начинают считать чрезмерно доверчивыми людьми. Даже тщательное накопление и проверка таких случаев, чему примером служит работа Гарни, Майерса и Подмора [150], обыкновенно игнорируются ученым миром. Подавляющее большинство «профессиональных» психологов и психиатров пребывают в неведении относительно этих исследований [151].

Результаты экспериментов с ЭСВ и психокинетикой (ПК) обеспечили статистическое основание для оценки феномена синхронистичности и одновременно позволили нам осознать важнейшую роль психического фактора. Это обстоятельство побудило меня задаться вопросом, а возможно ли придумать такую методику, посредством которой удалось бы, с одной стороны, продемонстрировать существование синхронистичности, а с другой стороны, выявить те психические элементы, что дадут, по крайней мере, намек на природу задействованного психического фактора. Иными словами, я спросил себя, существует ли методика, приносящая измеряемые результаты и при этом открывающая перед нами окно в психический базис синхронистичности. Из экспериментов с ЭСВ мы знаем, что синхронистические события происходят в определенных, имеющих существенное значение психических условиях, пусть даже указанные эксперименты ограничены рамками совпадений и лишь свидетельствуют о наличии психического базиса, никак его не объясняя. Мне давно известно об интуитивных или, если угодно, мантических способах познания, которые отталкиваются от психического фактора и принимают синхронистичность за данность. Поэтому я сосредоточил внимание прежде всего на интуитивной технике «целостного восприятия», столь характерной для Китая, конкретно, для «И Цзин», или «Книги перемен». В отличие от возросшего на греческой мысли западного разума, китайский ум направлен не на выявление мелочей ради самого процесса, а на сотворение картины, в которой всякая часть предстает элементом целого. По вполне понятным причинам мыслительная операция подобного рода невозможна для изолированного интеллекта. Суждения поэтому должны в гораздо большей степени опираться на иррациональные функции сознания, то есть на чувства (sens du reel [152]) и интуицию (восприятие посредством сублиминальных элементов). «Книга перемен», которую мы можем назвать эмпирическим обоснованием классической китайской философии, предлагает один из древнейших способов восприятия цельного и помещает частное в общую картину космоса, который есть взаимодействие Инь и Ян.

Такое «целостное восприятие», несомненно, является и целью для науки, но реализация данной цели отнесена по необходимости в далекую перспективу, ибо наука везде, где это возможно, идет экспериментальным путем и всегда полагается на статистику. Впрочем, эксперимент заключается в постановке точных вопросов, которые максимально исключают все лишнее и не относящееся к делу. Эксперимент устанавливает правила, диктует их Природе и тем самым заставляет ее давать ответы на придуманные человеком вопросы. Природе мешают отвечать во всей полноте ее возможностей, более того, эти возможности ограничиваются заданными практическими условиями. Для этого в лабораториях измышляются ситуации, когда сущее искусственно ограничивается и когда Природа вынуждена давать недвусмысленные ответы. Деятельность Природы в ее беспредельной целостности полностью исключается. Если мы хотим понять, какова эта деятельность, нам понадобится такой метод исследований, который вводит как можно меньше правил или вообще их не устанавливает, благодаря чему Природа сможет отвечать в полную силу.

В лабораторном эксперименте заранее оговоренная процедура выступает стабильным фактором статистической компиляции и сравнения результатов. С другой стороны, в интуитивном, или мантическом эксперименте с цельностью нет ни малейшей потребности в вопросах, задающих условия и тем ограничивающих целостность природного процесса. Этому процессу предоставляются все возможности проявить себя. В «Книге перемен» монеты падают так, как им заблагорассудится [153]. С точки зрения наблюдателя на вопрос о неизведанном дается рационально непостижимый ответ. Для полноты реакции ситуация выглядит, по сути, идеальной. Впрочем, заметен и важный недостаток: в противоположность научному эксперименту, здесь мы не знаем, что именно произошло. Чтобы избавиться от этого недостатка, два китайских мудреца, Вэнь-ван и князь Чжоу, в двенадцатом столетии до нашей эры, опираясь на гипотезу о единстве природы, попытались объяснить одновременность психических состояний с физическими процессами как тождественность значений. Иными словами, они предположили, что одна и та же подлинная реальность выражает себя в психическом состоянии и в физическом процессе. Дабы удостовериться в правоте такого предположения, понадобилось ввести некое ограничивающее условие в этот «безграничный» эксперимент, конкретно – предусмотреть определенную форму физической процедуры, метод или технику, которые заставят Природу давать ответ посредством четных и нечетных чисел. Числа, будучи представлениями Инь и Ян, присутствуют и в бессознательном, и в Природе в характерной форме противоположностей, как «матери» и «отцы» всего сущего, а потому образуют tertilium comparationis [154] между внутренним психическим миром и внешним физическим миром. Так два мудреца разработали метод, с помощью которого внутреннее состояние могло быть представлено как внешнее, и наоборот. Разумеется, тут предполагалось интуитивное знание смысла каждого пророческого узора. В итоге «Книга перемен» включает шестьдесят четыре комбинации символов, в которых выражаются значения каждого из возможных сочетаний Инь и Ян. Эти комбинации отражают внутреннее бессознательное знание, соответствующее состоянию сознания в текущий момент, и данная психологическая ситуация совпадает со случайными результатами гадания, то есть с четными и нечетными числами, которые складываются после бросания монет или разделения стеблей тысячелистника [155].

Этот метод, подобно любой гадательной или интуитивной практике, опирается на акаузальный, или синхронистический связывающий, принцип [156]. В повседневной жизни, что признает всякий непредвзятый человек, в ходе эксперимента налицо множество очевидных проявлений сихронистичности, которые можно рационально и несколько произвольно трактовать как элементарные проекции. Но если предположить, что они действительно суть то, чем кажутся, тогда это всего-навсего «значимые совпадения», каковые, насколько нам известно, нельзя объяснить каузально. Метод «И Цзин» заключается в произвольном разделении сорока девяти отрезков стебля тысячелистника на две кучки, после чего каждая кучка делится по три и по пять отрезков; либо в шестикратном подбрасывании трех монет, причем каждая линия гексаграммы определяется числовым значением аверса и реверса (аверс – 3, реверс – 2) [157]. В основу гадания положен троичный принцип (две триграммы), предусматривающий шестьдесят четыре комбинации, каждая из которых соответствует той или иной психической ситуации. Эти комбинации подробно описаны в самом трактате и в прилагаемых комментариях. Существует также западный метод древнейшего происхождения [158], основанный на том же общем принципе, что и «Книга перемен»; различие лишь в том, что в западном варианте это не троичный, а четвертичный прием, и в результате складываются не гексаграммы из линий Инь и Ян, а шестнадцать фигур, составленных из четных и нечетных чисел. Двенадцать из них, в соответствии с определенными правилами, расположены в астрологических домах. Здесь используется квадрат 4 на 4 из произвольного количества точек, который гадатель рисует на песке или наносит на лист бумаги справа налево [159]. Сугубо в западном духе совокупность всех факторов толкуется значительно затейливее, чем в «Книге перемен». Тут тоже налицо бесконечное множество «значимых совпадений», но их, как правило, понять гораздо труднее, и потому они менее очевидны, нежели комбинации «Книги перемен». В западном методе, который с тринадцатого столетия известен как Ars Geomantica [160], или Искусство Ставить Точки (Punktierkunst) [161], и получил широкое распространение, никаких комментариев не предполагается, ибо, в отличие от «Книги перемен», он использовался только для гадания, но не для философствования.

Хотя оба способа гадания как будто указывают в нужном направлении, они не обеспечивают никаких оснований для статистической оценки. Поэтому мне пришлось заняться поисками другой интуитивной техники, и я обратился к астрологии, которая, по крайней мере в своей современной форме, притязает на более или менее полное отражение характера индивидуума. Здесь вовсе не ощущается недостатка в комментариях – их столько, что поневоле впадаешь в растерянность; это верный признак того, что процедура толкования будет непростой, а результат – далеким от однозначности. «Значимые совпадения, которые нас интересуют, в астрологии лежат на поверхности, ведь астрономические данные, по утверждениям астрологов, соотносятся с индивидуальными чертами характера; с древнейших времен различные планеты, дома, зодиакальные знаки и аспекты наделялись значениями, которые служили для описание нравов или для толкования конкретных ситуаций. Конечно, можно возразить, что результат не согласуется с нашим психологическим описанием ситуации или характера, и трудно опровергнуть мнение, что познание характера чрезвычайно субъективно, потому что в характерологии нет никаких абсолютно точных или хотя бы надежных параметров, подлежащих измерению или исчислению; это возражение касается также и графологии, пусть на практике она пользуется куда более широким признанием.

Такая критика, заодно с отсутствием надежных критериев определения черт характера, делает неприемлемыми для предпринятого нами исследования те «значимые совпадения» гороскопов с характером отдельных людей, на которых настаивает астрология. Поэтому, если мы хотим, чтобы астрология поведала нам что-нибудь об акаузальной связи между событиями, нужно забыть о сомнительных описаниях характеров и заменить их неопровержимыми, твердо установленными фактами. Одним из таких фактов являются узы брака между двумя людьми [162].

С античных времен [163] главными в мифологической, астрологической и алхимической традициях применительно к браку считались coniunctio Solis () et Lunae () [164], связь между Марсом () и Венерой (), а также конъюнкции [165] этих небесных тел с их асцендентами [166]. Последнее соотношение вошло в традицию потому, что знание асцендента издавна считалось принципиально насущным для определения характера человека [167]. Для наших целей необходимо выяснить, насколько гороскопы женатых пар отличаются во взаимодействиях  – ,  –  от гороскопов неженатых [168]. Чтобы провести такое сопоставление, нет нужды обязательно верить в астрологию – достаточно учитывать даты рождений и эфемериды [169], а также знать таблицу логарифмов, с помощью которой рассчитывается гороскоп.

Как показывают три вышеописанные мантические процедуры, лучше всего адаптированным к случайности является числовой метод. С древнейших времен люди использовали числа для выявления «значимых совпадений», то есть таких, которые можно истолковывать. В числах есть нечто особенное, можно даже сказать, таинственное. За многие столетия они так полностью и не лишились своей нуминозной ауры. Если, как говорится в учебнике математики, группа объектов оказывается лишенной всех без исключения своих качеств, у них все равно остается такая характеристика, как численность, и это дает основания считать число как признак своего рода неуничтожимым. (Речь идет вовсе не о логике этого математического обоснования, а лишь о его психологии!) Последовательность натуральных чисел неожиданно предстает чем-то большим, нежели простым сочетанием одинаковых величин: в ней содержится сама суть математики – и все, что еще должно быть в ней открыто. То есть число, в некотором смысле, является непредсказуемой сущностью, и вряд ли оно по прихоти судьбы выступает наиболее удобным способом преодоления случайности. Не стану притворяться, будто мне есть что сказать по поводу внутренней связи между столь, на первый взгляд, несоизмеримыми феноменами, как число и синхронистичность, но не могу удержаться от упоминания о том, что они издревле взаимодействовали между собой и что им обоим присущи нуминозность и таинственность. Число неизменно использовалось для обозначения тех или иных нуминозных объектов; все числа от 1 до 9 признавались «священными», а числам 10, 12, 13, 14, 28, 32 и 40 придавалось особое значение. Самое элементарное качество любого объекта заключается в том, один это объект или множество. Число полезнее всего прочего для наведения порядка в хаосе внешних проявлений (chaotisches vielerlei der Erscheinung). Это ниспосланный человеку инструмент упорядочивания и постижения уже существующего, но пока неведомого регулярного расположения или «порядка». Возможно, что число – основополагающий элемент порядка в человеческом разуме, ведь числа от 1 до 4 встречаются наиболее часто и имеют самое широкое применение. Иными словами, примитивные схемы упорядоченности представлены в основном триадами и тетрадами. А тот факт, что числа отчасти архетипичны по своей природе, отнюдь не моя догадка, но вывод математиков, к которому мы еще вернемся. Посему не будет слишком уж смелым предположение, что с психологической точки зрения число есть осознаваемый архетип порядка [170]. Отмечу также, что психическим образам целостности, спонтанно порождаемым бессознательным, или символам самости в форме мандалы тоже свойственна математическая структура. Как правило, это тетрады или совокупности, кратные четырем [171]. Эти структуры не просто выражают, но и творят порядок. Вот почему они обыкновенно проявляются при психической дезориентации, компенсируя хаотические состояния или фиксируя нуминозный опыт. Снова подчеркну, что это не выдумки сознательного разума, а спонтанные порождения бессознательного, о чем вполне убедительно говорит наш опыт. Конечно, сознательный разум способен имитировать эти схемы упорядоченности, но такие подражания ничуть не доказывают, будто их оригиналы изобретены сознанием. Отсюда неоспоримо следует, что бессознательное использует число в качестве упорядочивающего фактора.

Если мы далее, в следующем разделе, обратимся к проблеме астрологического доказательства синхронистичности, то нам понадобятся для рассуждений вычисления и числа.

B. Астрологический эксперимент

Как уже указывалось, нам требуются два фактора – астрологическая группировка и брачные отношения. Брак есть хорошо охарактеризованный факт, пусть психологически он и демонстрирует все мыслимые вариации. С астрологической точки зрения именно такая разносторонность брака наиболее отчетливо проявляет себя в гороскопах. Вероятность того, что «оформленные» через гороскопы индивидуумы вступят в брак друг с другом по чистой, так сказать, случайности, непременно уменьшается; любое внешнее влияние, по-видимому, поддается астрологической оценке, но лишь постольку, поскольку оно выражается психологически. С учетом большого количества характерологических вариаций, вряд ли стоит ожидать, что брак будет характеризоваться всего одной астрологической группировкой; скорее, если астрологические допущения вообще корректны, на предрасположенность в выборе партнера по браку должны указывать несколько группировок. В этой связи я должен обратить внимание читателя на хорошо известное соответствие между пятнами на Солнце и кривой смертности на Земле. Связующим звеном здесь, похоже, являются возмущения магнитного поля Земли, которые, в свою очередь, вызываются флуктуациями протонного солнечного излучения. Эти флуктуации также воздействуют на «радиопогоду», внося возмущения в слой Хевисайда [172], который отражает радиоволны: изучение этих возмущений показывает, что планетарные конъюнкции, оппозиции и квадратуры играют значительную роль в перенаправлении протонного излучения и провоцируют электромагнитные бури. С другой стороны, благоприятные с астрологической точки зрения тригоны и секстили [173] как будто обеспечивают хорошую «радиопогоду» [174].

Эти наблюдения неожиданно открывают возможность оценить потенциально каузальную основу астрологии. По крайней мере, каузальность очевидно просматривается в погодной астрологии Кеплера [175]. Также не исключено, что помимо уже доказанного физиологического воздействия протонного излучения возможны психические эффекты, которые лишат астрологические утверждения их случайной природы и поместят их в рамки каузальных объяснений. Пусть никто не в состоянии сказать, на чем строится достоверность натального гороскопа, можно предположить наличие каузальной связи между планетарными аспектами и психофизической предрасположенностью. Поэтому не следует решительно объявлять результаты астрологических наблюдений синхронистическими феноменами, разумнее считать их каузальными по природе. Ведь там, где причина мыслима хотя бы в малейшей степени, синхронистичность подвергается обоснованному сомнению.

Сегодня у нас по-прежнему недостаточно данных, чтобы усматривать в астрологических результатах нечто большее, нежели простую случайность, или думать, что статистика больших чисел позволяет нам получать статистически значимые цифры [176]. Крупномасштабных исследований пока не проводилось, а потому я выбрал для изучения несколько брачных гороскопов, с некоторым запасом по количеству, если угодно, чтобы накопить цифровые показатели, как бы предваряющие крупномасштабное исследование.

В первую очередь я рассмотрел конъюнкции () и оппозиции () Солнца и Луны [177], поскольку эти два астрологических аспекта считаются равносильными (при противоположном смысле) и выражают интенсивность отношений между небесными телами. Все конъюнкции и оппозиции асцендентов и десцендентов ( ) позволяют выявить 50 различных аспектов. Первоначально исследование охватывало 180 супружеских пар (360 гороскопов), которые сопоставлялись с возможными произвольными комбинациями пар, не состоящих в браке (всего 32 220 пар), причем цифра 32 220 есть произведение возможных комбинаций исходных гороскопов супружеских пар (180 {180–1} = 32 220). Для всех расчетов брался орбис [178] в 8 градусов, по часовой стрелке и против часовой стрелки, не только в границах знака, но и за его пределами. Всего было изучено 483 брачных пары, то есть 966 гороскопов. Приводимая далее таблица показывает, что оценка и представление результатов выполнялись, так сказать, «пакетно». Моя попытка представляла собой своего рода набег на terra incognita [179], и совершенно очевидно, что в столь дерзком предприятии необходимы аккуратность и осмотрительность. Исходя из прочих астрологических данных, можно было бы допустить, например, что 100 случаев вполне хватит для корректного статистического представления. Но для наших целей, да и для накопления статистики, нужно больше данных (при 50 аспектах), ведь при малой выборке следует ожидать серьезных расхождений, которые легко введут исследователя в заблуждение. Кроме того, как установить заранее, какие из этих 50 аспектов окажутся существенно важными для брака (если окажутся вообще)? Разумеется, многочисленность аспектов затрудняет статистические подсчеты, но я предполагал, что многие аспекты будут непригодными для анализа – и это предположение в итоге подтвердилось.