Легенды Умирающей Земли

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ваше предложение отвергнуто, – процедил сквозь зубы Ильдефонс. – Пусть предъявят обвинения во всех подробностях!

– Вижу, что мое вмешательство бесполезно, – вздохнул Хаш-Монкур. – Поэтому я складываю с себя полномочия защитника и готов предъявить свои собственные претензии, с тем чтобы после того, как будет вынесено окончательное решение о наложении штрафов и конфискации, мне была предоставлена справедливая доля возмещения убытков.

Тем самым Хаш-Монкур предложил новую идею, о преимуществах которой участники собрания размышляли несколько минут. Некоторые принялись даже составлять списки принадлежавшего Риальто имущества, способного удовлетворить их собственные нужды.

Ао Опалоносец наставительно произнес:

– К сожалению, Риальто допустил множество нарушений! Причем к числу этих нарушений относятся поступки и высказывания, с трудом поддающиеся юридическому определению, и тем не менее причинявшие боль подобно ножу, воткнутому в спину. На мой взгляд, предъявленные ему обвинения следует рассматривать в свете отягчающих обстоятельств, таких как корыстолюбие Риальто, его общеизвестная наглость и демонстративная вульгарность.

– Ущерб такого рода носит, судя по всему, нематериальный характер, – произнес нараспев Ильдефонс. – По всей справедливости, однако, его действительно следует учитывать при вынесении окончательного решения.

Зилифант поднял указательный палец драматически вытянутой вверх руки:

– Риальто уничтожил, со злорадной жестокостью, мою неповторимую харкизаду с Канопуса, последнюю на нашей увядающей планете! Когда я объяснил ему недопустимость такого варварства, прежде всего он с неописуемой наглостью лживо отрицал свою вину, после чего заявил: «Взгляните на тенистые многовековые дубы Случайного леса! Когда погаснет Солнце, их ждет не лучшая и не худшая судьба, чем та, что постигла ваше инопланетное растение». Разве это не преступление против любых общепринятых представлений о добропорядочности?

Хаш-Монкур скорбно покачал головой:

– Не знаю, что сказать! Разумеется, я извинился бы перед вами от имени Риальто, если бы не знал наверняка, что Риальто будет издеваться над такой попыткой. И все-таки разве вы не можете отнестись с милосердием к человеку, не ведающему, что он творит?

– Могу! – отозвался Зилифант. – Но только в той же мере, в какой он проявил милосердие по отношению к моей харкизаде. Я обвиняю Риальто в тяжком преступлении!

И снова Хаш-Монкур покачал головой:

– Мне трудно в это поверить.

Зилифант яростно повернулся лицом к Хаш-Монкуру:

– Будьте осторожны! Даже если вы настолько преданы этому мерзавцу, чтобы выискивать любые доводы в его защиту, я не позволю подвергать сомнению достоверность моих показаний!

– Вы меня неправильно поняли! – возразил Хаш-Монкур. – Я говорил сам с собой, удивляясь жестокости проделок Риальто.

– А! В таком случае мы согласны.

Другие чародеи принялись перечислять свои претензии к Риальто, а Ильдефонс скрупулезно заносил их в перечень свидетельств. Наконец все высказались. Просматривая составленный им список, Ильдефонс недоуменно нахмурился:

– Потрясающе! Как такой человек, как Риальто, мог прожить среди нас долгие годы и ни разу не предстать перед судом? Хаш-Монкур, вы можете добавить еще какие-либо доводы в его защиту?

– Могу всего лишь апеллировать к снисхождению его коллег.