— Чертова трактирщица! Дай-ка мне поужинать!
Наступила минута почти полного затишья, а потом раздался пронзительный голос герцога египетского, поучавшего окружающих его цыган:
— ...Ласку зовут Адуиной, лисицу — Синей ножкой или Лесным бродягой, волка — Сероногим или Золотоногим, медведя — Стариком или Дедушкой. Колпачок гнома делает человека невидимкой и позволяет видеть невидимое. Всякую жабу, которую желают окрестить, наряжают в красный или черный бархат и привязывают ей одну погремушку на шею, а другую к ногам; кум держит ей голову, кума — зад. Только демон Сидрагазум может заставить девушек плясать нагими.
— Клянусь обедней! — прервал его Жеан. — Я желал бы быть демоном Сидрагазумом.
Между тем бродяги продолжали вооружаться, перешептываясь в другом углу кабака.
— Бедняжка Эсмеральда, — говорил один цыган. — Ведь она наша сестра! Надо ее вытащить оттуда.
— Разве она все еще в Соборе Богоматери? — спросил какой-то лжебанкрот.
— Да, черт возьми!
— Так что ж, друзья! — воскликнул лжебанкрот. — В поход на Собор Богоматери! Тем более что там, в часовне святого Фереоля и Ферюсьона, имеются две статуи, изображающие Иоанна Крестителя, а другая — святого Антония, обе из чистого золота, весом в семь золотых марок пятнадцать эстерлинов, а подножие у них из позолоченного серебра, весом в семнадцать марок и пять унций. Я знаю это доподлинно, я золотых дел мастер.
Тут Жеану принесли ужин, и, положив голову на грудь сидевшей с ним рядом девицы, он воскликнул:
— Клянусь святым Фультом Люкским, которого народ называет «Святой Спесивец», я вполне счастлив. Вон там, против меня, сидит болван с голым, как у эрцгерцога, лицом и глядит на меня. А вон, налево, — другой, у которого такие длинные зубы, что закрывают ему весь подбородок. А сам я, ни дать ни взять, маршал Жиэ при осаде Понтуаза, — мой правый фланг упирается в холм. Пуп Магомета! Приятель, ты похож на продавца мячей для лапты, а сел рядом со мной! Я дворянин, мой Друг. Торговля несовместима с дворянством. Убирайся отсюда, прочь! Эй! Эй, вы там! Не драться! Как, Батист Птицеед, у тебя такой великолепный нос, а ты подставляешь его под кулак этого олуха? Вот дуралей!
Милашка! Ночь нынче лунная, погляди-ка в отдушину, как ветер мнет облака! Точь-в-точь, как я твою косынку! Девки, утрите сопли ребятам и свечам! Христос и Магомет! Что это я ем. Юпитер? Эй, сводня! У твоих потаскух потому на голове нет волос, что все они в твоей яичнице. Старуха, я люблю лысую яичницу! Чтоб дьявол тебя сделал курносой! Нечего сказать, хороша вельзевулова харчевня, где шлюхи причесываются вилками!
Выпалив это, он разбил свою тарелку об пол и загорланил:
Тем временем Клопен Труйльфу успел закончить раздачу оружия. Он подошел к Гренгуару, — тот, положив ноги на каминную решетку, о чем-то думал.
— Дружище Пьер! О чем это ты, черт возьми, задумался? — спросил король Алтынный.
Гренгуар, грустно улыбаясь, обернулся к нему.
— Я люблю огонь, дорогой повелитель. Но не по той низменной причине, что он согревает нам ноги или варит нам суп, а за его искры. Иногда я провожу целые часы, глядя на них. Многое мне открывается в этих звездочках, усеивающих черную глубину очага. Эти звезды — тоже целые миры.
— Гром и молния! Хоть бы я что-нибудь понял! — воскликнул бродяга. Ты не знаешь, который час?
— Не знаю, — ответил Гренгуар.
Клопен подошел к египетскому герцогу.
ebooksa