Когда нам кажется, что мы больше не можем держаться над поверхностью воды в море жизни, травмы накрывают нас одна за другой, а мы едва способны переводить дыхание, нам, очевидно, хочется найти хоть какой-то способ избавиться от боли. Справиться с последствиями травмы непросто: хотя диссоциация и приносит некоторое облегчение, ее одной часто бывает недостаточно. Именно поэтому человеческий мозг изобретает новые стратегии, чтобы заглушить боль и помочь нам снова почувствовать себя живыми. За годы практики и ведения аккаунтов в интернете мне довелось узнать обо всех возможных: от чрезмерных трат до употребления алкоголя и веществ, изменяющих сознание, самоповреждающего поведения и даже использования еды и тренировок как способа жить с травмой. Многие из моих клиентов, чей травмирующий опыт так или иначе связан с сексом, делились тем, что половой акт помогает им справляться с последствиями травмы, поскольку при этом они испытывают ощущение, что возвращают себе свою силу. Ниже я делюсь с вами рассказом подписчицы обо всех копинг-стратегиях, которые она использовала.
Я живу с проявлениями КПТСР с детства, поскольку стала жертвой сексуализированного насилия, которому я подвергалась в два года. В том юном возрасте я была совершенно не готова к жизни, которая будет представлять собой повторяющуюся травму сексуализированного характера. Будучи подростком, я страдала от анорексии и ненавидела свое тело, оно казалось мне чужим, я была интровертом, никому не доверяла и ни с кем не делилась своими эмоциями. Став чуть старше, я начала злоупотреблять алкоголем, наркотиками и беспорядочными половыми связями, не испытывая при этом никаких эмоций по отношению к своим сексуальным партнерам.
По многим причинам мы хватаемся за все, что может дать нам шанс хотя бы ненадолго отвлечься от боли и страданий. Такие копинг-стратегии могут меняться время от времени в зависимости от того, что нам необходимо и как мы себя чувствуем. Одна из таких стратегий при КПТСР — самоповреждающее поведение. Прежде чем вы сделаете какие-то выводы: нет, это ни способ привлечь внимание, ни попытка самоубийства. Часто самоповреждающее поведение становится способом показать физически, как выглядит эмоциональная боль, которую мы испытываем. Кроме того, оно помогает заглушить все то, что происходит внутри нас, или же становится способом создать повод для лечения, то есть позаботиться о физическом здоровье, поскольку мы не знаем, как сохранить здоровье душевное. А еще я слышала от многих своих клиентов, что самоповреждение помогает им освободиться от всего того, что терзает их изнутри, как будто физические раны облегчают их эмоциональные страдания.
Но самоповреждающее поведение не помогает нам ни проработать то, что с нами случилось, ни лучше понять самих себя и свои чувства, поэтому облегчение, которое приносит такое поведение, носит кратковременный характер. Один эпизод самоповреждения может привести к целой череде повторений. Например, когда мы практикуем самоповреждающее поведение, то обычно делаем это втайне от других, испытывая из-за этого стыд и смущение. Мы боимся, что кто-то узнает об этом, потому что тогда нас сочтут сумасшедшими или не поймут, почему мы это делаем. Я постоянно слышу, что людей отправляют на принудительное лечение в психиатрические клиники, потому что члены их семей или даже специалисты не понимали или не знали, как им помочь. Я не собираюсь преуменьшать серьезность возможных осложнений и опасность возникновения инфекции, к которым может привести самоповреждающее поведение, но после проведения должной обработки ран важно разобраться в эмоциональной составляющей такого поведения и выяснить, какое значение оно имеет для того, кто его практикует. Именно поэтому я рекомендую слушать и изо всех сил стараться понять, в чем состоит опыт конкретного человека, прежде чем спешить делать какие-то выводы. Так все мы можем избежать дополнительных страданий и убедиться, что клиент получает необходимые ему поддержку и лечение.
Еще одним видом копинг-стратегий при КПТСР являются расстройства пищевого поведения. Я знаю, что, вероятно, вы уже ранее задумались, какое отношение имеют к травме еда и тренировки, и, честно говоря, никакого отношения они не имеют. Причины, по которым расстройства пищевого поведения становятся копинг-стратегиями, в чем-то схожи с причинами, по которым многие практикуют и самоповреждающее поведение: мы хотим забыться и заглушить реальную боль, которая нас терзает. Расстройства пищевого поведения позволяют нам фокусировать внимание и контроль на том единственном, что мы способны контролировать, — своем теле. Сосредоточив все свое внимание и энергию на том, что мы едим или не едим, мы получаем то, чего так жаждем, — отвлекаемся от флешбэков, всплесков эмоций и тревоги о будущем. Чтобы объяснить конкретнее, как это работает, хочу поделиться с вами историей еще одной подписчицы.
Мне казалось, что я не контролирую ничего из того, что со мной происходит. На работе выдался сложный год, плюс, как бы я ни старалась, я не могла решить проблемы своей матери и не могла сохранить нашу семью. Мы всё больше отдалялись друг от друга, но саму себя я могла держать под контролем и определенно могла контролировать, что я ем и какой комплекс упражнений выполняю. Расстройство пищевого поведения появилось у меня еще во время учебы в колледже, но уже несколько лет никак не проявлялось, я чувствовала себя более здоровой и более свободной, чем в студенческие годы. Тем не менее, когда в моей жизни появились стресс из-за происходящего в семье и травма, я обнаружила, что становлюсь все более одержима едой. Я начала следить за тем, что я ем, взвешивать все, что я собиралась отправить в рот, и тренироваться каждый день, выполняя слишком много упражнений и при этом позволяя себе слишком маленькое количество калорий, несопоставимое с физической нагрузкой… Я уверена, что именно из-за этого снова проявилось расстройство пищевого поведения, которым я страдала ранее, поскольку оно помогало мне почувствовать, что я наконец-то контролирую хоть что-то в своей жизни и никто не может меня этого лишить. Никто не может отобрать у меня силу, которую я обретаю таким образом, и благодаря этому я чувствую, как в мою жизнь снова возвращается ощущение безопасности. Чем строже я контролирую количество еды, которое позволяю себе съесть, и чем больше тренируюсь, тем меньше я ощущаю, что мне в этом мире ничто не подвластно. Когда я ем меньше, я обретаю спокойствие. Когда я бегу, я спокойна.
Я хотела бы обратить ваше внимание, что не все расстройства пищевого поведения приводят к потере веса и что таковые бывают не только у женщин. Если вы уже представили себе молоденькую девушку, которая выглядит очень худенькой, прошу вас одуматься. Мне доводилось проводить терапию клиентам с расстройствами пищевого поведения самого разного возраста, и как минимум половина из них страдали от переедания, а не от каких бы то ни было ограничений. Расстройство пищевого поведения возникает в тех случаях, когда еда становится копинг-стратегией и предметом мыслей в течение практически всего дня. В этом и состоит его суть. Разумеется, мы можем попасть в ловушку симптомов и диагнозов различных расстройств пищевого поведения, которым эти симптомы соответствуют, но диагнозы меня не волнуют. Меня в первую очередь интересует причина, которая привела к появлению расстройства. Что происходило в жизни в тот период, когда еда приобрела такую значимость? Когда началось переедание? Или же недоедание? Или появилась чрезмерная тренировочная нагрузка? Возможно, вас удивит, но многие клиенты говорят мне, что понятия не имеют, почему еда стала для них такой проблемой, ведь их жизнь можно назвать нормальной и счастливой. Но через несколько сеансов мы выясняем, что отец слишком много пил и бил мать или клиента травили в школе на протяжении четырех лет. Нам свойственно держать глубоко внутри любые травмы и огорчения, чтобы жить дальше, но они так или иначе дают о себе знать. И во многих случаях непроработанная травма проявляется в виде расстройств пищевого поведения.
Существуют самые разные способы, которые помогают жить дальше, когда в жизни много травм, но я хотела бы поговорить об алкоголе и наркотиках. Мне кажется, что именно эти варианты копинг-стратегий больше всего обсуждают: мы часто слышим, что люди, имеющие травмирующий опыт, выпивают или употребляют вещества, изменяющие сознание, и это кажется логичным. В состоянии алкогольного или наркотического опьянения сложно ясно мыслить, фокусировать внимание или заниматься проработкой травмы. Можно просто отключиться от всего, расслабиться и ни о чем не думать, пока не закончится действие наркотиков или алкоголя, а потом придется вернуться туда, где нам совсем не хочется быть, и понять, что вместе с трезвостью возвращаются и все те мысли и ощущения, которые нам не хочется испытывать. Мы попадаем в замкнутый круг, отключаясь, трезвея и повторяя снова и снова.
Компания Nielsen, занимающаяся маркетинговыми исследованиями, обнаружила, что продажи алкоголя в период пандемии COVID-19 выросли на 27%. Кто-то, конечно, возразит, что так произошло, потому что люди перестали выпивать вне дома в ресторанах и барах, но мне кажется, что суть не в этом[23]. Многие живут одни, многие испытывают стресс и тревогу, а собрания Анонимных алкоголиков (АА) и Анонимных наркоманов (АН), где можно присутствовать лично, больше не проводятся. Стоит ли говорить, что такой всплеск продаж несколько настораживает. Слишком уж часто мы предпочитаем выбирать способ игнорировать все то, что мы чувствуем, вместо того, чтобы работать над имеющимися проблемами. Вряд ли наш мир станет местом, где невозможно получить травмирующий опыт, поэтому нам необходимо отдавать себе отчет, какие копинг-стратегии мы используем, чтобы отключиться от своих проблем, а не справляться с ними, и обращать внимание на то, как такие стратегии заставляют нас себя чувствовать. Я знаю, насколько дискомфортно это может быть, и понимаю, что мы не всегда готовы к активным действиям, но, если мы продолжаем игнорировать и скрывать свои душевные раны, они будут продолжать терзать нас и причинять еще больше боли.
• Комплексное посттравматическое стрессовое расстройство (КПТСР) имеет место в тех случаях, когда человек получает повторный травмирующий опыт.
• К симптомам КПТСР, которые не являются при этом диагностическими критериями ПТСР, относятся нарушения регуляции эмоций, сложности в межличностных отношениях, проблемы с восстановлением воспоминаний о травмирующих событиях, неспособность доверять другим или самим себе, искаженное восприятие обидчика или преступника, неспособность найти смысл жизни.
• Вероятно, большинство из нас столкнется с травмой в том или ином виде из-за пандемии COVID-19. Отмечая, какие именно симптомы травмы у нас проявляются, и отыскивая способы обсуждать то, что с нами происходит (с помогающим специалистом или другом), мы сможем это преодолеть.
• Стремление заглушить боль нередко присуще тем, кто вынужден справляться с КПТСР. Способами, позволяющими добиться желаемого, становятся самоповреждающее поведение, расстройства пищевого поведения, злоупотребление наркотиками и алкоголем — и это лишь некоторые из возможных вариантов.
Глава 6. Точно ли у меня КПТСР?
КПТСР часто путают с другими расстройствами и назначают неправильное лечение. Оно не входит ни в программу высших учебных заведений, ни в DSM, а значит, большинство специалистов узнают о нем только от коллег или в процессе работы с клиентами, которые им страдают, а иногда могут и вовсе не получить сведений о его особенностях. Из-за недостатка информации и понимания проблематики, связанной с КПТСР, многие клиенты не получили должного количества сеансов, так и не почувствовали, что их понимают, или же были вынуждены обращаться к трем или четырем психотерапевтам за год в надежде найти хоть кого-то, кто помог бы справиться с тем, что с ними происходит. Такой опыт работы со специалистами может разочаровать, доставить дополнительные страдания и обесценить то, что случилось с клиентом. Я уверена, что причина кроется в недостаточной изученности данного расстройства и совпадении многих симптомов КПТСР с симптомами пограничного расстройства личности (ПРЛ).
ПРЛ — очень противоречивое психическое заболевание, которое характеризуется паническим страхом перед одиночеством, нестабильностью в отношениях с другими людьми и импульсивным поведением, при этом оно часто является следствием травмы. В соответствии со сведениями, указанными в DSM, клиента с ПРЛ отличает: «паттерн нестабильных и напряженных межличностных отношений, нарушения образа себя, аффективная нестабильность, выраженная импульсивность, которые можно отследить с ранней юности в самых различных проявлениях[24]». Вы сразу можете отметить, как близки некоторые из перечисленных симптомов к симптомам КПТСР, как минимум когда дело касается сложностей в межличностных отношениях. Тем не менее ПРЛ — более распространенный диагноз. К диагностическим критериям ПРЛ относятся девять симптомов или паттернов поведения, диагноз можно поставить, когда у клиента наблюдается не менее пяти из указанных симптомов.
Первый диагностический критерий и один из способов дифференцировать ПРЛ и КПТСР, которым я пользуюсь, — «склонность прилагать чрезмерные усилия с целью избежать реальной или воображаемой участи быть покинутым[25]». При ПРЛ мы в глубине души можем быть уверены, что являемся непривлекательными и плохими людьми, а значит, не заслуживаем любви или привязанности. Сама мысль, что кто-то может оставить нас, настолько невыносима, что мы предпочитаем нанести удар первыми и разорвать отношения до того, как это сделает партнер. Воспринимать такое непросто, поэтому обычно многие считают клиентов с ПРЛ злобными, обидчивыми и чрезмерно эмоциональными людьми. Истинная причина такого поведения состоит в том, что так мы стараемся защитить себя. Мы не уверены, что кто-то захочет всегда быть рядом с нами или что этот человек заслуживает доверия, поэтому «бьем» первыми. Многие мои клиенты рассказывали, что устраивали сцены только для того, чтобы посмотреть на реакцию партнера в надежде, что тот будет извиняться и говорить им, насколько они важны, но чаще всего такое взрывное поведение лишь наносило вред отношениям и самому клиенту с ПРЛ.
Хотя этот диагностический критерий в каком-то смысле и кажется схожим с симптомами КПТСР, поскольку клиенты могут быть чрезмерно эмоциональными и время от времени оказываться не в состоянии контролировать свои эмоции, основное отличие состоит в причине, по которой возникает такое состояние. Мы не можем контролировать свои эмоции, потому что вынуждены справляться с большим количеством флешбэков, кошмарных сновидений и попыток предсказать вероятность еще одной травмы? Или же мы не в состоянии держать эмоции под контролем, потому что неспособны вынести реальную или воображаемую потерю или отказ? Разумеется, чтобы разобраться в причинах, нам необходимо обратиться к специалисту, но не сомневаюсь: как только мы задумаемся о том, что нами движет, мы точно сможем выяснить, какой диагноз лучше описывает наше состояние.
Следующий критерий — «паттерн нестабильных и напряженных межличностных отношений, который характеризуется чередованием крайностей — идеализации или обесценивания[26]». Тут непросто преодолеть сомнения в выборе правильного диагноза, ведь и клиентам с КПТСР сложно выстраивать отношения, которые так же могут быть и нестабильными, и напряженными. Тем не менее решающее значение имеет именно чередование крайностей от идеализации до обесценивания, так как это свойственно именно клиентам с ПРЛ. Если мы за считаные минуты можем возненавидеть того, кого любим без памяти, тогда, скорее всего, мы имеем дело с ПРЛ, а не с КПТСР. Отношения клиентов с КПТСР являются нестабильными, потому что им приходится справляться с таким количеством боли и смятения, что им сложно доверять другим людям, общаться и проявлять терпение к окружающим. При КПТСР никому и в голову не придет кого-то идеализировать, чтобы через минуту начать думать, что этот же человек худший из всех, кого когда-либо носила земля.
Следующий диагностический критерий не так просто выявить; вероятно, поэтому многим, кто на самом деле страдает КПТСР, и ставят неверный диагноз — ПРЛ. Этот симптом — «расстройство идентичности — заметная и стойкая неустойчивость образа или чувства “я”»[27]. В случае с ПРЛ этот симптом проявляется в том, как меняются жизненные цели и профессиональные планы, а также при выборе друзей и определении базовых ценностей. Поскольку многие клиенты с ПРЛ склонны верить, что с ними что-то не так или что их можно считать плохими людьми по той или иной причине, они способны быстро переключаться между состоянием «беспомощный и навязчивый» и «сильный и настойчивый». Эта способность помогает получать поддержку и чувствовать близость с другими людьми, но также и защищаться от возможной угрозы или разочарования. Такое случается и с теми, кто страдает КПТСР, так как они всегда сохраняют бдительность и постоянно ждут, что может случиться новое травмирующее событие. Огромная разница заключается в том, что при КПТСР клиенты стараются понять, кем они сами являются в этом мире, полном опасностей. При ПРЛ же клиенты стараются добиться близости и расположения, становясь такими, какими, по их мнению, им нужно быть. Создается впечатление, будто люди с ПРЛ ведут себя как хамелеоны, чтобы вступать в отношения или продолжать их.
ebooksa