Я посмотрела на нее с удивлением. Крепкая? Я? Не может быть. Особенно по сравнению с другими.
Но, оказывается, врач знала, о чем говорит. Она сама недавно родила двух сильно недоношенных дочек-близняшек и стояла у окошка реанимации новорожденных, не в силах что-то сделать. И могла лишь наблюдать, как их крошечные тела вздрагивают с каждым новым вдохом.
После этого я много думала над словами доктора. Я привыкала к новому лекарству, проводила рождественские каникулы, заканчивала курс в колледже и подолгу гуляла по окрестностям. «Крепкая цыпочка», – думала я, переводясь на факультет истории и подписывая форму регистрации на два весенних курса.
Через пять месяцев наш разговор с доктором внезапно всплыл у меня в памяти, когда я сидела за круглым столом в одной из университетских аудиторий. Это был ежегодный исторический банкет, на который я пришла при полном параде: лучшее мое платье и нитка жемчуга, одолженная у мамы. В такой официальной обстановке мне было немного не по себе, но факультет очень старался сделать все так, чтобы нам было комфортно.
Один из профессоров постоянно шутил о собственных причудах, пока мы наслаждались курицей «Монтерей», салатом с мандаринами и щедрыми кусками чизкейка с карамелью и шоколадом. Когда обед закончился, официанты подали кофе, а другой профессор занял кафедру, чтобы объявить о стипендиях от факультета.
Еще до того, как начался банкет, мама спросила меня, получу ли я стипендию. Я ответила, что, конечно, нет, ведь я только перевелась на факультет. Стипендии получают студенты, которые долгое время усердно трудились. Господь и так уже благословил меня волшебным выздоровлением, и большего я даже не могла пожелать.
Вот почему я едва не уронила чашку с кофе, когда вместе с двумя другими получателями стипендии мемориального фонда назвали мое имя. На миг я даже подумала, что вызывают какую-то другую Эмили Рэймонд, но моя подруга Никки буквально вытолкала меня со стула к сцене, где уже стояли остальные стипендиаты.
– Поздравляю, мисс Рэймонд, – сказала доктор Бизли, улыбнулась и вручила мне белый конверт.
Раздались бурные аплодисменты, и я покраснела. Пробираясь на ватных ногах обратно за стол, я молила Бога о том, чтобы не упасть.
Позже я пришла на прием к своему психиатру и рассказала ей о стипендии, о том, что я уже начала работу над дипломом, и о своем намерении поступить в аспирантуру. Пока я болтала, доктор только улыбалась.
– Я ведь говорила: ты очень стойкая, – засмеялась она. – Ты сделаешь все это и даже больше.
На этот раз я ей поверила.
Я так счастлива, что не осталась наедине со своей болезнью. Родители поддерживали меня, пока я лечилась и привыкала к новым лекарствам. В те дни, когда я чувствовала, что снова проваливаюсь в бездну, мама с папой напоминали мне, что я уже сталкивалась с этими проблемами и справлюсь еще раз.
В те дни я подружилась со своим консультантом в колледже. Я рассказала ей свою историю, и она выслушала, не критикуя и не жалея меня. Вместе со мной она праздновала каждое мое новое достижение и советовала честно рассказывать окружающим о своих чувствах.
В конце концов мне стало достаточно комфортно делиться своей историей с другими. И до сих пор лучшая награда для меня – это облегчение в голосе моего собеседника, когда он говорит мне:
– Слава богу, значит, это происходит не только со мной!
День благодарения
Я с самого детства была уверена, что рак на 100 % излечим. Моя мама впервые столкнулась с этой болезнью всего за несколько недель до моего пятого дня рождения. У нее нашли рак щитовидной железы, и из-за операции мама пропустила мой первый день в детском саду. Может быть, поэтому я его совсем не помню. В тот день в детсадовский автобус меня усаживала двоюродная сестра Шарлотта. Она сфотографировала меня в голубом платье на фоне автобуса, и это – единственное доказательство того, что мамы с нами не было. А шрам у мамы на шее – единственное доказательство того, что у нее была опухоль.