– Седрик де Астарак. – Он пожал протянутую ему руку.
Цыганка оказалась чуть ниже его. Тёмно-каштановые волосы были забраны в тугой узел на затылке. На ней было тёмно-синее платье и сапоги на шнуровке. На поясе болталась маленькая открытая сумочка, из которой, как рукоятка пистолета, торчала сердечная книга. Казалось, взгляд её светло-зелёных глаз всегда немного опережал поворот головы.
– Вы поговорили с этой Мерси Амбердейл, – констатировала она. Для неё в салон поставили письменный стол, перед ним стоял стул для посетителей. Женщина облокотилась на столешницу и скрестила ноги. Седрику сесть не предложили – да он бы и не стал сидеть, как школяр перед директором.
– Она сделает то, что от неё требуется, – ответил он.
– Разумеется, сделает. Операция уже началась.
– Если будете за ней следить, будьте осторожны. Она умна и может заметить слежку.
Цыганка ответила с улыбкой на тонких губах:
– В момент, когда она могла заметить её, у неё была масса дел. Она спасала свою жизнь плечом к плечу с Филеасом Седжвиком.
В голове у Седрика забрезжила догадка.
– Они встречались в «Савое»? Во время покушения на Клуб послов?
Цыганка кивнула и, казалось, ожидала, что он спросит о самочувствии Мерси. Этого удовольствия Седрик ей доставлять не собирался. Если бы с Мерси произошло что-нибудь серьёзное, Цыганка упомянула бы об этом сама.
Вместо этого он бросил ей открытый вызов:
–
Она пожала плечами:
– Рассчитывая на волю случая, в нашем деле далеко не продвинешься.
Он гневно уставился на неё:
– Значит, слух о том, что во время покушения погибли трое послов, ложный?
Её улыбка стала ледяной, одновременно в глазах промелькнул огонёк триумфа, и ей не удалось его скрыть.
– Я могла бы, конечно, сказать, что все слухи о покушении распущены по нашему распоряжению, но должна признать, что наши возможности не безграничны. Я бы предпочла, чтобы известие о трёх погибших не успело распространиться за пределы «Савоя». Но нельзя иметь всё сразу.
Цыганка оказалась ещё более неразборчивой в средствах, чем предполагал Седрик, однако это же обстоятельство делало её и более предсказуемой. Она любила крайности. Очевидно, чтобы предсказать, как она поступит в следующий раз, достаточно было просто предположить худшее.