— Простите, ваше преподобие, туда нельзя, — мотнул головой один. — Пущать не велено.
— Мне надо видеть великого инквизитора, — тихо ответил Массено.
— После увидите, коли его воля на то будет.
— А коли нет — то и совсем не увидите, — добавил другой сбир.
— Отойдите, — еще тише потребовал монах. — Прошу вас именем божьим.
— Ваше преподобие, не упрямьтесь, не то силу применим.
— Я здесь во исполнение воли Солары, — едва слышно произнес Массено. — Если без этого не обойтись, я сниму повязку и дам волю ее гневу.
Сбиры нервно переглянулись. Глазницы солнцеглядов испускают чистый свет, и опасен он только для нечистой силы. Но иногда, если очень нужно, если внутри кипят недобрые чувства, солнцегляд может полыхнуть совсем другим огнем — смертельным палящим пламенем.
Массено не делал этого никогда в жизни. Солнечные монахи не должны злоупотреблять чудесной силой. Те, кто все же преступает свои обеты, долго потом замаливают грехи, а братья по ордену уже не доверяют им в полной мере.
Но сейчас Массено был готов совершить страшное. Внутри него разрасталась искра возмущения. Монах негодовал на великого инквизитора и боялся, что не в одиночку он предался Антикатисто.
Возможно, весь Инквизиторий заражен скверной. Инквизиторий, приставленный оберегать от скверны всех остальных.
Ужасно, когда нужно судить судей.
Сбиры не могли видеть глаз Массено. Но что-то в изгибе его губ убедило прислужников — слепой монах настроен серьезно.
И они молча подались в стороны.
Массено распахнул дверь… и понял, что опоздал. Великий инквизитор был один.
Но только что в покоях явно был кто-то еще. На столе стояли две чашки из-под молока. Одна — пустая и даже как будто вылизанная. Другая… другую покрывали дымящиеся пятна, а внутри плескалась прогорклая жижа.
— Мир тебе, брат Массено, — произнес великий инквизитор, глядя сквозь монаха. — К чему было так врываться?
— Где он, ваше благочестие? — вежливо, но настойчиво спросил Массено. — Давно ли отбыл?
— О ком ты?
— Вы знаете, о ком я.