Внезапно кошка бросилась на решетку и оскалилась, а я так дернулась назад, что чуть не упала на спину навзничь. Хищница мягко отступила и отошла от прутьев, лениво завалилась на бок и принялась вылизываться.
— Гадина! — прошипела я, — Вот ты кто! Нарочно напугала! Я тебя…
Показала ей кулак. Тигрица перестала себя вымывать, приподняв большую голову, и я медленно опустила кулак.
— Ладно. Мир. Я прохожу мимо, а ты меня больше не пытаешься сожрать.
Думаю, ей было совершенно наплевать на то, что я говорю. И едва подвернется случай меня слопают за милую душу. Оглядываясь на зверину, которую перестал интересовать недоступный кусок мяса, я пошла дальше в сторону качелей, которые выглядели мне абсурдными в этом жутком доме, напоминающем склеп. Зачем Хану эти детские строения? Может для кого-то из племянников? Хотя, вряд ли он был бы добрым дядюшкой и к нему привозили бы детишек по выходным. Скорее от него бы их прятали подальше и рассказывали о нем ужасные сказки на ночь вместо страшилок.
Я подошла к качелям и толкнула одну из них от себя. Та качнулась с неприятным скрипом. Сразу вспомнилось детство. Я стою ногами на качелях и раскачиваюсь изо всех сил, на мне какое-то пышное платье и оно летает вместе со мной, а волосы щекочут лицо. Мне кажется я лечу, я — птица, я совершенно свободна. Не удержалась и влезла на перекладину, но едва присела, чтобы оттолкнуться, снова раздался скрип, от которого на зубах появилась оскомина и я спрыгнула на землю.
Пока я шла к озеру, качели продолжали скрипеть. Хотелось обернуться, чтобы убедиться, что после меня на них никто не раскачивается. Обернулась — лучше б этого не делала. Пустые и раскачивающиеся качели выглядели еще страшнее, чем я думала.
Взошла на небольшой мостик и склонилась над водой, где плавал красивый черный лебедь по зеркальной глади, на которую опали красные лепестки роз. Как будто кровавые пятнышки. Я подняла палку, отломала кусок и бросила в воду. Лебедь тут же отплыл в сторону и спрятался под нависшими кустарниками.
— Когда-то здесь было два лебедя. Он и она.
От неожиданности я чуть не закричала. Это был детский голос. Он заставил меня содрогнуться всем телом и резко обернуться, схватившись за перила моста. Передо мной появилась девочка с длинными ровными черными волосами, заплетенными в толстую косу. Она сидела в инвалидном кресле, которым сама и управляла. ее большие раскосые глаза смотрели на меня с грустным любопытством, личико в форме сердечка выделялось светлым пятном в полумраке. Я судорожно втянула воздух и опустила взгляд ниже, в горле тут же застрял ком — там, где заканчивалась юбка, обшитая кружевами было пусто. У девочки не было ног.
«Да и чудище его безногое никому не сдалось».
И все похолодело внутри, сердце сжалось. Понятно теперь о ком они говорили… Жестокие мрази! Кто эта девочка? Что она здесь делает? Так вот чей это был рисунок… рисунок, о котором запрещено говорить.
— Меня зовут Эрдэнэ. А тебя?
— Красивое имя, — выдавила я, стараясь не смотреть на ее ноги… точнее туда, где их нет.
— А тебя как зовут?
— В… Вера.
Я не стану называться тем жутким именем, которое невозможно выговорить. Оно не мое и никогда моим не будет. Как и все в этом доме, где я совершенно чужая.
— Вера. — перекатывая на языке каждую букву, — Мне не нравится.
Сказала она и подъехала к бортику, посмотрела на лебедя долгим взглядом. Ветер трепал ее ровную челку и ленту в красивой косе.
— Лучше бы отец открутил и ему голову. Как его лебедке.