Ливень в степи

22
18
20
22
24
26
28
30

Тут раздался новый голос:

- Спасибо вам… Спасибо, улусники, спасибо, комиссия… - это проговорил старый Дарижап, размазывая грязь и слезы по своему темному лицу, по седым усам.

- Не нас, Советскую власть благодарите, - отозвался председатель комиссии.

Поднялась и старая Борсой. Она ни у кого не попросила слова, смотрела куда-то мимо людей и заговорила так, словно была в чем-то виновата. Голос у нее дрожал и срывался, будто она никогда в жизни не говорила, а всегда только горько рыдала. Все ждали, что она скажет слова благодарности, никто не поверил тому, что услышал.

- Уважаемые наши нойоны, - с великим трудом выговорила старая Борсой. - Я всю жизнь прожила без чужого покоса, без чужого добра… Мне и жить-то осталось мало… Ради всех богов, не давайте мне чужого, не надо мне… Пожалейте меня, не давайте мне покоса Данзан-бабая… Зачем мне его земля? Она мне поперек горла встанет… Я за всю жизнь чужой иголки не тронула.

Ананда не помнил, как вскочил со своего места. Он не понимал, что происходит. «Что она говорит? Столько лет прожила, неужели ребенком осталась? Выталкивает языком кусок изо рта… Не знает, как мы спорили, старались для нее…»

Старая Борсой села на свое место. Все молчали. Ананда тоже не знал, что сказать. В нем, всегда тихом, спокойном, все кипело и клокотало.

- Что вы за женщина, Борсой-абагай! - выкрикнул он, наконец, почти не помня себя. - Знаете ли, что вы говорите? Или кулаки с подкулачниками вас подучили? Может, вас сам Данзан Ламажапов запугал?

Ананда замялся, заторопился и в растерянности сел. Люди шумели, председатель звонил в колокольчик. И тут поднялся Шагдыр Савбуев. Два друга словно бы обменялись характерами: Ананда стал невоздержанным, горячим, а Шагдыр выглядел степенным, заговорил уверенно и негромко.

- Товарищи! - начал он. - Ананда Ямпилов напрасно видит в нашей Борсой-абагай подкулачницу… Она у нас самая честная женщина. Честнейшая из всех честных… Такая была всю жизнь, такая и сейчас. Она правду говорит, что никогда чужой иголки не тронула.

Она-то чужого не тронула, а у нее злые люди все отобрали. Не только землю, но и волю у нее забрали, желание лучше жить, теплее одеваться, сытнее кушать. Вот как ее ограбили… Это не она виновата, что отказывается от земли, которой владел Данзан Ламажапов. Это говорит наше глухое прошлое… С рождения ей внушили, что она всегда должна быть бедная и голодная. Это, мол, ее участь, ее судьба. А все хорошее, счастливое - все чужое, не ее. Вот она и не поняла, что сейчас происходит, даже испугалась, когда ей отдали кусок земли, на котором раньше косили другие. Но ведь этот покос Ламажапову не с неба свалился…

Шагдыр еще что-то хотел сказать, но тут на середину вышел Данзан Ламажапов, сорвал с себя желтый кушак с золотыми драконами, бросил на землю, на него швырнул халат, синий, как летнее небо, и шапку с собольей оторочкой. Ананде сразу вспомнился сон: неужели Ламажапов выхватит из-за голенища нож и пырнет себя в живот? Но Данзан-бабай только показал пальцем на свою одежду и проговорил:

- Мой покос разделили, теперь это делите.

За столом поднялся председатель сомонного Совета, дальний родственник самого Данзана, и отрубил злым, звенящим голосом:

- Что делить, что не делить - Советская власть знает. Надо было поделить землю - поделили. А свое барахло сами донашивайте.

Ламажапов схватил в охапку свою одежду и вышел из круга. Хотел совсем уйти, но повернулся, спросил:

- А грамоте мне учить или больше не надо?

- Почему не учить? Учите… А не хотите, умолять не станем, без вас обойдемся.

- Землю отобрали, может, теперь сошлете как буржуя? Может, мне приготовиться, манатки собрать?

- Надо будет, так без вашей просьбы сошлют. Если вредить станете… А будете пользу людям приносить, никто не тронет.