– А почему у тебя голос такой странный? Ты болен?
– Нет, не болен.
– Я голоса твоего не узнаю, это ты?
– Я, я.
– Ну, что такое с тобой, что стряслось? Я молчал.
– Что ты молчишь? Что случилось?
Я как бы все время чувствовал в телефоне третьего человека, казалось, разбирал его дыхание, его внимание.
– Нет, ничего не случилось.
– Не нравится мне твое настроение. Я сейчас к тебе приеду.
– Не надо.
– Нет, я приеду.
– Я прощу тебя.
– Но мне нужно к тебе приехать, – сказала она.
– А в чем дело?
Теперь она молчала, и я спрашивал.
– Что случилось?
– Этот разговор не для телефона.
– У тебя что-то случилось? Да?
В ответ – ку-ку, ку-ку, ку-ку… И непонятно было, это она повесила трубку, или разъединил тот, третий, и стало еще тревожнее.
В последние дни какой-то снегирь, серенький, скромный, с бурой грудкой, повадился залетать в открытую форточку моей комнаты, и то сядет на вешалку в глубине комнаты, то на этажерку с книгами. Вдруг услышу трепет крыльев, и немо, удивленно снегирек глядит на меня, словно хочет что-то сказать, а я боюсь шевельнуться, напугать, чтобы не заметался, не разбился о каменные своды, только тихонько, дружески свистну, и он тут же вылетит в форточку и пропадет. А на следующий день опять трепет крыльев, живая дрожь, и снова глядит на меня удивленно-грустно и хочет что-то сказать. И так настойчиво, ежедневно прилетал, что стало думаться, что это душа давно умершего, некогда любившего меня навещает меня, хочет о чем-то предупредить, но сегодня почему-то снегирька не было, и не было, и не было. И это тоже казалось плохим предзнаменованием.