Родная кровь

На этом наш диалог иссяк. Поджав губы, я ещё раз улыбнулась спасшему мой автомобиль человеку, после чего наконец позволила себе залезть в машину и уехать прочь от особняка Крайтонов.

Что и требовалось доказать: служащий персонал у них тоже имеется. Ну что, теперь-то я увидела всё из того, что Байрон желал мне показать?..

***

Вечером, до прихода Пенелопы и Оливии, я попыталась здраво проанализировать прошедший день и в итоге мне не понравилось то, что я увидела в своей душе. Я заметила, что, почему-то, по абсолютно непонятной мне причине, меня укололо то, что Августа Крайтон оказалась не просто симпатичной, но и любезной, и даже умной женщиной. Такую особу даже мысленно сложно обозвать стервой, не почувствовав при этом на своём языке горьковатый привкус проступающей из нутра лжи.

Значит, эта Августа и была той самой дочерью венецианского банкира, на которой Байрон женился уже спустя два месяца после того, как бросил меня на произвол судьбы. Что ж, она вполне походит на итальянку… В последнюю нашу встречу Лурдес даже не попыталась скрыть того факта, что этот брак планировался по чистому расчёту. Очевидно, Байрона не смутил даже факт наличия у этой женщины ребёнка от её предыдущего брака или романа, но, видимо, то, что изначально было ступенью к пополнению семейного бюджета, в итоге превратилось в счастливую семью. Я заметила, что не только кровный сын Хорхе, но и падчерица откровенно любят и тянутся к Байрону, а Августа в общении с ним проявляла теплоту и даже некоторое задорство, пока он сам ходил за нами по пятам с задумчивым выражением лица.

Сделав очередной глоток вина из своего ещё непочатого бокала, я поморщила носом, окончательно признав Августу положительной личностью. “Надо же, этот мерзавец знает толк в женщинах и, мало того, умеет добиваться умных”, – продолжая морщить носом, мысленно негодовала я. Теперь мне стало понятно, что если бы миссис Крайтон оказалась силиконовой куклой с пятым размером груди и шестым размером задницы, я бы так не расстроилась, даже воспряла бы духом. Но я вновь видела рядом с этим подлецом далеко не глупую личность… Или я переоцениваю её? Переоцениваю себя? Может быть, Байрон выбирает именно тупых, словно незаточенные ножи, женщин? Если так, тогда получается, что и я, и Августа, одинаково тупые?..

– Эй, – Пенелопа, сидящая на диване справа от моего кресла, защелкала пальцами у меня перед носом. Она с Оливией пришли ко мне пять минут назад и сейчас явно жаждали если не хлеба, тогда зрелищ. – Ты вообще собираешься нам рассказывать, как всё прошло у Крайтона? У него большой дом?

– Я занимаюсь домом для гостей, – смиренно отозвалась я в настоящем, а не в будущем времени, так как окончательно признала факт того, что проект уже стартовал и мне от него не отвертеться до тех пор, пока я его не закрою. Или пока не провалю. Поэтому закрыть – или провалить – его я уже пусть и малоосознанно, но планирую в максимально сжатые сроки, а значит обязательно предприму все возможные и невозможные для этого меры. – Но да, этот дом большой, – поджала губы я.

– Ладно, гостевой большой, но ты ведь видела главный дом? – включилась в разговор Оливия, хотя, скорее, это я в него пыталась включиться, в то время как эти двое являлись его прямым источником питания. – Так как, он большой? – продолжала допытываться блондинка.

Я уже хотела сказать, что этот дом нельзя назвать большим, так как он со стороны кажется громадным, как вдруг Пенелопа предупредила мою мысль:

– Говорят, что по домам состоятельных мужчин можно смело судить по размеру их мужского достоинства.

– Я не хочу разговаривать о подобном, – закатив глаза, я глубоко выдохнула, непроизвольно вспомнив Байрона голым, и это воспоминание моментально повергло меня в разочарование, потому как одновременно с этим я вспомнила, что его обнажённое тело, по крайней мере пять лет назад, действительно было неприлично красиво.

– Ладно, раз ты не хочешь об этом, тогда расскажи нам про Пауля, – вновь подала голос Оливия. Словив же на себе мой ничего не выражающий взгляд, блондинка приподняла плечи то ли из-за желания защититься, то ли из-за желания оправдаться. – Вчера вечером ты обещала рассказать нам о последних своих отношениях.

Я прекрасно помнила, что ничего подобного не обещала, лишь допустила вероятность утоления их любопытства позже, но так как говорить о Крайтоне и его идеальной жизни мне хотелось ещё меньше, а историй Оливии с Пенелопой за всё время нашего знакомства прозвучало раз эдак в сто больше, нежели моих, я подумала: “Почему бы и нет?”, – и, развалившись в кресле поудобнее, на выдохе начала свой непродолжительный рассказ.

Пауль Дэвис был старше меня ровно на двадцать лет. На момент старта наших отношений мне было двадцать шесть, а ему сорок шесть соответственно. Почему я вдруг обратила внимание на мужчину, который был откровенно старше меня? Во-первых, он был симпатичнее и спортивнее многих моих ровесников: несмотря на раннюю седину, он имел полный комплект кубиков пресса и пристрастие к ежеутренним пробежкам, не зависящим от погодных условий (подобным не могла похвастаться даже я). Во-вторых, он был от меня безума. В буквальном смысле. Пока пара других бывших у меня в тот момент кандидатов в бойфренды, мои ровесники, мямлили и краснели в моём присутствии, более умудрённый опытом Пауль являл собой образец идеально ухаживающего, уверенного в себе и в своих намерениях мужчины. В течение четырёх месяцев, которые продлились его ухаживания за той неприступной стеной, которую я для него изначально представляла, он неизменно каждый вечер передавал мне курьером букеты желтых роз и каждое утро я находила на коврике у входа в свою квартиру изящную открытку, подписанную одной-единственной заглавной буквой его имени – “П”. Через день он писал мне в мессенджере о своём желании встретиться со мной, в течение недели он регулярно вылавливал меня на обеде, в результате чего ел в моей компании и оплачивал мой счёт, когда я не сильно сопротивлялась, а по выходным обязательно приглашал меня в бары или в кино, хотя за весь период его настойчивого ухаживания я приняла лишь два таких приглашения.

Мы познакомились случайно: я переходила дорогу на зелёный свет прямо перед его машиной, как вдруг он выскочил из-за руля, бросив свой автомобиль прямо посреди дороги, и далее преследовал меня пешком вплоть до супермаркета, пока я не сдалась и не назвала ему свой номер телефона, чтобы он наконец отцепился от меня. Но он не отцепился. С каждым днём его внимания к моей персоне становилось всё больше, с каждым днём его слова о том, что он сходит с ума от моих глаз, походки или голоса, становились всё более пылкими. Я видела, что он действительно начинает бредить из-за меня, но я, несмотря на всю откровенную физическую привлекательность этого мужчины, не чувствовала по отношению к нему совершенно ничего. Конечно мне было приятно, что такой опытный, неглупый, взрослый и неплохо обеспеченный мужчина мог заинтересоваться мной – молоденькой, зелёной, мало зарабатывающей матерью-одиночкой. Но “приятность” и “любовь” в данном случае были совершенно противоположными друг другу словами, о чём я напрямую и предупредила настойчивого поклонника, сказав ему о том, что если я и соглашусь на эти отношения, тогда он должен знать, что сделаю я это не из-за любви. Но Пауля даже такой расклад с моим присутствием в его жизни более чем устроил. Из-за чего же я в итоге согласилась быть с ним, я так и не озвучила ему, да и сама толком не понимала суть своего согласия на подобные отношения. Однако, думаю, причин было всего три. Во-первых, чистая физиология: мне хотелось сексуальных отношений на регулярной основе. Во-вторых, жалость: я видела, что этот человек действительно не может выбросить меня из головы и что чем дольше я отказываю ему, тем сильнее он страдает от безответных чувств. В-третьих, одиночество: он был одинок и я была одинока, в ближайшие пару десятилетий он должен был состариться, а я остаться в роли всё ещё молодой матери-одиночки = я могла быть рядом с влюблённым в меня по уши человеком, а он мог позволить себе молодость в моём лице. В результате, когда Пауль уверенно проигнорировал отсутствие чувства любви в моём сердце по отношению к его персоне, всё начало складываться вполне неплохо. Во всяком случае, в постели всё было действительно хорошо – более внимательного партнёра у меня ещё не было. Пауль устраивал мне предварительные ласки длинной не менее чем в полчаса, а иногда даже более, и не успокаивался, пока не доводил меня до нужной точки даже если порой доходил до неё первее меня. Мы занимались сексом по два-три раза в неделю и из-за стараний Пауля, и некоторой моей отстраненности, в результате этих “занятий”, как мне казалось, именно я получала большее удовольствие. Думаю, Пауль выстроил на сексе бо́льшую часть своей стратегии в отношениях со мной: видимо, качественным сексом он планировал и даже мог привязать меня к себе. Вскоре я даже забыла думать о его словах, сказанных мне за сутки перед тем, как мы в первый раз переспали: “Главное, чтобы ты позволила мне быть рядом с тобой, а остальное неважно”. Под “остальным” он имел в виду мои чувства к нему, точнее, отсутствие их важной составляющей. Я же, сказав ему об отсутствии любовных чувств с моей стороны лишь единожды, перед самым началом этих заведомо запрограммированных на крах отношений, больше об этом факторе не упоминала, так как для меня являлось достаточным уже то, что я видела, что он периодически, по моему взгляду, сам хорошо понимает щепетильность сложившейся ситуации. А так как его это ни капли не смущало, меня это тоже не трогало. Однако вскоре, примерно спустя два-три месяца, кое-что меня всё же начало смущать: Пауль, несмотря на знание моих отсутствующих чувств по отношению к нему, вдруг начал продавливать тему серьёзных отношений.

До встречи со мной Пауль был дважды женат и оба его брака потерпели крушение. В первый раз он женился в двадцать лет на своей забеременевшей ровеснице, спустя пять месяцев после свадьбы у них родилась дочь, спустя два года ещё одна дочь, а спустя ещё три года они развелись. Причина была прозаична: Пауль разлюбил свою жену. Перед тем, как окончательно бросить свою бывшую любовь, он полгода встречался с женщиной, которая была старше него на пять лет и которая в процессе их отношений почти сразу забеременела. В итоге спустя три месяца после ухода от первой жены к любовнице, Пауль повторно женился, через пару недель стал отцом ещё одной дочери, а ещё через два года после этого пополнил состав своей девичьей сборной четвёртой по счёту дочкой. Впрочем, второй брак тоже не принёс Паулю особого счастья: после рождения детей страсть вновь угасла, а после того, как младшей дочери исполнилось десять, он и вовсе перестал находить общий язык с действующей миссис Дэвис. В итоге, как только младшей дочери исполнилось восемнадцать и она поступила в колледж, Пауль во второй раз развёлся, но на сей раз ушёл не к любовнице, а в холостую жизнь – от женских истерик, как Пауль выразился, он к тому времени слишком устал. К моменту развода он даже регулярные ссоры с женой воспринимал как нечто само собой разумеющееся, нечто наподобие хобби.

То есть дочерям Пауля, на момент наших отношений, было двадцать семь, двадцать пять, двадцать два и двадцать лет – я была младше его старшей дочери на семь месяцев. Со всеми дочерьми я познакомилась, хотя и не горела желанием это делать. Все они были средней красоты, ни у кого из них не было особенно тесных связей ни с одним из родителей, но все они, почему-то, жаждали со мной подружиться, хотя я недвусмысленно давала им понять, что не заинтересована в подобном сближении. Моё нежелание выходить с ними на близкий контакт красноречиво проявлялось в моих регулярных отказах всем четверым девушкам по очереди в организации совместных пикников, походов в кино, рестораны, а также в отклонении мной всех прочих вариантов увеселительных программ в их компании. Однако мне в память врезался один момент. Это произошло на выходных, в конце ноября. С утра пораньше явившись на порог моей квартиры, Пауль подарил мне очередной букет желтых роз, в обед сводил меня в ресторан, а после предложил сходить в кино на какой-то старый боевик, который мы оба уже видели, и я согласилась. Пауль отошел за билетами, а я ожидала его в холле кинотеатра с двумя коробками попкорна в руках, когда передо мной вдруг возникла третья по счёту дочь Пауля, двадцатидвухлетняя крашенная блондиночка с вздёрнутым курносым носом и голубыми глазами. Она была откровенно рада меня видеть, я же не помню, что чувствовала относительно этой встречи, так как, подозреваю, не чувствовала ничего особенного. Именно эта девчонка в тот вечер сказала мне слова, заставившие меня задуматься относительно моего бойфренда, в то время начавшего продавливать не интересную мне тему “серьёзных” отношений. Она сказала, что недавно рассталась со своим парнем по причине измены с его стороны, после чего недвусмысленно выпалила откровенность: она считала, что токсичные отношения с парнями у неё складываются из-за нелестного примера её отца – она видела, как отец был груб с её матерью и как мать, в ответ на грубость отца, тоже блистала отсутствием любви по отношению к своему партнёру, из-за чего их дети продолжительное время всерьёз считали, будто подобные отношения не то что нормальны, но даже правильны. В общем, блондиночка решила разорвать порочный круг своих неудач на любовном фронте работой с психотерапевтом, а я вдруг начала с большим вниманием присматриваться к Паулю. Он не был со мной груб и тем более жесток – напротив, он трепетал передо мной, трясся надо мной, словно я была одной-единственной розой в теплице, породившей и иные прекрасные цветы, но не розы… А он хотел именно розу. И именно это меня смущало, а со временем и стало настораживать.

Пауль хотел от меня всё моё время. Он не хотел или не желал учитывать моего желания уделять часы спорту, иметь хобби, работу и, наконец, самое серьёзное, его напрягало, хотя он и пытался это скрывать, моё неудержимое желание проводить много времени с сыном. Он в буквальном смысле жаждал выжать из меня больше времени на себя. Фразы вроде: “Отмени фитнес”; “Нарисуешь картину в другой раз”; “Ты слишком ответственно относишься к работе, за которую получаешь недостаточно много”; “Отдай Берека родителям на все выходные, а мы смотаемся на пляж, только ты и я”, – звучали всё чаще. Его не устраивало, что я немногословна в мессенджерах, или что игнорирую его эмоджи, или что не позволяю себе серьёзно выпивать из-за нежелания возвращаться охмелевшей домой, где меня ждёт маленький ребёнок. Он одаривал меня безделушками, водил по недешевым ресторанам, устраивал в постели часовые представления, но в ответ получал от меня лишь всё меньшую отдачу. Вскоре, когда он стал более настойчив в вопросе серьёзных отношений, я поняла, что всё же не смогу ни сделать этого человека счастливой, ни сама стать счастливой рядом с ним. В отношениях на жалости и сексе далеко не уедешь – этой машине для сносной эксплуатации по-любому нужно топливо в виде обыкновенной любви. Не будет любви – не будет и отношений. Не будет вообще ничего, кроме жалости и секса.

Когда во время одного из вечеров в ресторане Пауль вдруг заявил, что всегда мечтал о сыне и что было бы здорово, если бы Берек стал называть его папой, я мгновенно и максимально жёстко обрубила его в этом бреде, сказав, что Берек не будет называть никакого постороннего мужчину своим отцом. И тогда он заявил, что в таком случае он хотел бы иметь дочь с моими глазами. В этот момент я отрезвляюще резко поняла, что этим с самого начала дурацким отношениям грядёт скорый конец. И я не ошиблась. Уже спустя две недели после того странного вечера Пауль стоял передо мной на одном колене и протягивал мне открытую коробочку, обитую синим бархатом, внутри которой нескромно блестело помолвочное кольцо. Я не стала тянуть резину словами вроде тех, которые обязывали бы меня подумать над этим выпадом, и сразу ответила на этот бред категоричным “нет”. Это всё ещё не был разрыв – только отказ от предложения стать очередной миссис Дэвис, за которым последовало продолжительное отсутствие секса. Пауль в те дни занял максимально выгодную для себя позицию: он скоропостижно сделал несколько шагов назад, предусмотрительно не провоцируя меня на разрыв, к которому, что было совершенно очевидно, я не готовилась, но произвести который была готова в любой удобный момент. Думаю, если бы он и дальше продолжал свою стратегию “не давления”, мы бы ещё некоторое время продержались вместе, но одним пасмурным апрельским утром мои мысли о четырехнедельном сексуальном воздержании, которое я всерьёз желала продлить на неопределённый срок, прервал Берек. Я сидела за рулём, а он сидел позади меня в детском кресле, и вдруг он спросил, почему Пауль сказал ему, чтобы он называл его папой. Вопрос прозвучал словно гром среди ясного неба. Резко нажав по тормозам и стремительно обернувшись назад, я по привычке схватилась за колено своего сына и спросила, когда Пауль успел сказать ему подобный бред. Оказалось, что тем утром, пока я была в душе, Пауль звонил на домашний телефон, и трубку поднял Берек… “Он никакой тебе не отец, Берек! Пауль просто знакомый – не отец, понятно?!”, – эмоционально, едва скрывая злость, которая предназначалась далеко не моему сыну, выпалила я. “Куда уж понятнее”, – скрестил руки на груди Берек. – “Пауль не похож на моего папу. Мой папа не такой…”. Я замерла от услышанного. Я боялась недосказанного. И всё равно я спросила: “Не какой?”. “Не такой помешанный. Мой папа наверняка был бы заинтересован и мной тоже, а не только тобой. Как будто ты самая красивая игрушка. Папы такими не бывают. Папы любят своих детей”. Такие слова сказал мне мой тогда ещё четырёхлетний сын посреди автомобильного гула, который разразился позади нас из-за моей резкой остановки. Но, слыша автомобильные сигналы, я не в силах была заставить себя сдвинуться с места, из-за чего нетерпеливым водителям в итоге пришлось меня объезжать, наверняка считая меня либо истеричкой, либо несчастной девушкой, у которой посреди дороги сломался мотор. И мотор правда сломался. Под моими костями, в грудной клетке. В тот момент я решила: больше никаких мужчин в моей жизни! Пусть и Пауль уедет в Эфиопию, как уехал мой первый после рождения Берека парень – видеть больше не хочу ни одного из своих бывших! Исчез Байрон, исчез волонтёр, пусть исчезнет и Пауль! И больше никаких попыток стать счастливой в личной жизни! Мне не повезло – всё, с этим ничего не поделаешь. Всё счастье счастливого брака выпало на долю Астрид и Грира, мне же осталось только материнство, так пусть же буду я его достойна!

Уже спустя три часа после ошеломляющего разговора с Береком я встретилась с Паулем в кафетерии. Я бесцеремонно начала и быстро завершила совершенно безэмоциональный диалог со своим уже бывшем ухажёром: