Королева и ее внучка оказались весьма говорливыми и очаровательными собеседницами. Саймон провел не один час, лежа рядом с ними – хотя и не одновременно – и переплетясь хвостами. Но, ни у той, ни у другой не было ответа на его главный вопрос.
Собственно, его не было ни у кого, с кем Саймон познакомился в столице. Наконец, он попросил дать ему возможность встретиться с Великим Мудрецом Мофейслопом. Сам Великий Хвост Шинтслуп сказал, что он не возражает. Более того, он обещал Саймону всяческое содействие, отчего тому показалось, будто Шинтслуп только рад от него избавиться. Возможно, он что-то заподозрил, но если так и было, то не выказал никакого недовольства. Саймон пока не знал, что докальцы умеют контролировать лицевые мышцы и не показывают своих истинных чувств. Иное дело – хвост. Знай, он это – он бы заметил, что хотя Шинтслуп и держит хвост вертикально, его кончик постоянно подергивается.
Саймон отправил к кораблю очередного гонца – спросить у Чворктэп, не желает ли она составить ему компанию. Гонец вернулся с клочком бумаги.
Саймон улыбнулся. Она наверняка сильно расстроилась, подумав, что, возможно, он считает ее машиной. Но будь ей выгодно признать, что, возможно, она машина, она бы наверняка это сделала. Это было так по-человечески, что однозначно говорило о том, что Чворктэп – человек.
Путешествие по железной дороге заняло четыре дня. В самом конце рельсы упирались в желтую кирпичную стену высотой в две сотни футов, которая тянулась, покуда хватало глаз. Вообще-то, она окружала Свободную Землю и была здешним эквивалентом Великой Китайской стены. И пусть она была не такой длинной, зато гораздо выше и толще. Ворот в ней не было, зато с внешней стороны через каждую милю имелись кирпичные лестницы. Они предназначались для часовых, которые несли караул на верху стены.
– И сколько же солдат потребовалось бы, если бы преступников сажали в тюрьмы, а не высылали в Свободную Землю? – спросил Саймон.
– Около сорока тысяч, – ответил сопровождавший его полковник Буфлюм. – Свободная Земля позволяет сэкономить налоги. Благодаря ей мы избавлены от необходимости кормить и содержать заключенных, платить надзирателям и строить новые тюрьмы.
– И сколько же солдат стерегут эти стены? – поинтересовался Саймон.
– Около трехсот тысяч, – ответил полковник.
Саймон ничего не сказал.
Он забрался на верх стены. Анубис проделал это после него, Афина тоже – сидя у него на плече. На расстоянии трех миль высилась неизбежная башня Клерун-Гоффов. Позади нее вдали маячила его цель – гора Мишодей. Между ней и Саймоном виднелись десятки гор меньшей высоты, а также протянулся густой лес.
Саймон и его питомцы сели в большую плетеную корзину, и лебедка, приводимая в движение силой пара, опустила их вниз. Выбравшись из корзины, он помахал на прощанье полковнику и отправился в путь. За спиной у него был рюкзак, в котором лежал запас еды, одеяла, нож, лук и стрелы, а также банджо. Анубис тащил на спине второй рюкзак, хотя был от этого отнюдь не в восторге.
– Отсюда, в надежде поговорить с мудрецом, уходили многие, – ранее напутствовал Саймона полковник. – Насколько мне известно, назад не вернулся никто.
– Возможно, Мофейслоп показал им, что только глупец захочет вернуться в цивилизацию.
– Может быть, – согласился полковник. – Лично я жду не дождусь, когда снова вернусь к нашим милым проказницам.
– Кстати, если вас не затруднит, передайте от меня привет вдовствующей королеве и принцессе, – попросил его Саймон.
И вот теперь он входил в Йетгульский лес, с его гигантскими деревьями, бледным, чахлым подлеском, болотами, кишащими ядовитыми змеями, полный огромных диких зверей, похожих на кошек, медведей и волков, мохнатых, похожих на слонов толстокожих гигантов, а также людей, не ведающих ни закона, ни порядка. Скулящий Анубис то и дело путался под ногами, отчего Саймон, не успев пройти и мили, несколько раз упал, споткнувшись об него. Однако он не решился в отместку пнуть пса, потому что ему самому было страшно.
Когда через шесть недель он добрел до отрогов гигантской горы Мишодей, им по-прежнему владел страх. Зато теперь он проникся к своим питомцам гораздо большей любовью, нежели в начале пути.