Ветки кизила

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот увидите, дети, опять что-нибудь случится, и я очень расстроюсь… — говорила она.

Ее средняя дочь после двух лет поездок с мужем по Анатолии наконец-то возвращалась в Стамбул.

Позапрошлой ночью Аллах послал ей сон, в котором Надидэ-ханым улыбалась и в этот момент слышала слова: «Ага, ты радуешься? Так вот тебе, получай!» — и выходило все наоборот.

Сначала ханым-эфенди пришла на станцию одна с внуками. Остальные домашние собирались ждать путешественников дома. Но поскольку поезд опаздывал, они по одному, по двое тоже потянулись к станции. Старшая дочь Дюрданэ и ее муж Шакир-бей сидели в буфете, Санийе гуляла на поле напротив с дядей.

Было видно, как издалека тяжелой походкой шла Невнихаль-калфа[5], уткнувшись в зеленый шерстяной шарф и держа в руке зонтик. Обычно она не выходила из своей комнаты без веской на то причины, такой как смерть, свадьба, пожар или переезд.

Наконец, когда уже солнце уходило за горизонт, станционный смотритель сообщил радостную весть:

— Поезд подходит.

Надидэ-ханым, уже не в силах владеть собой, ибо не осталось причин больше сдерживать страх, сказала:

— Дети мои, я вам не говорила, но я вся извелась. Каких только мыслей черт не принес в мою голову…

Сегодня поезд казался пустым. На станции Пендик, кроме дочери и зятя Надидэ-ханым, вышел еще один крестьянин средних лет с двумя детьми.

Крестьянин оказался высоким человеком с редкой черной бородкой. На его плечах, словно пелерина, болталось розовое покрывало, в руках у него был кувшин, а под мышкой — небольшой зеленый сундучок. Старшая из детей, семилетняя круглолицая девочка в синем головном платке и желтых энтари, несла на спине младшего брата. Вдруг она остановилась перед окнами вагона третьего класса, находящегося в хвосте поезда, и закричала:

— Остался стакан Исмаила, найдите стакан Исмаила!

Резкий и звонкий голос девочки так громко прозвучал в вечерней тишине, что крестьянин потерял терпение:

— Девочка, чего ты раскричалась, как шакал? Прекрати! — А потом, обращаясь, скорее, к себе, произнес: — Если бы она еще на три месяца осталась в животе у матери, вместо человека родился бы только крик…

Сегодня станция была настолько пустынной, что на крестьянина обратили внимание только редкие люди, выглядывавшие из окон вагонов, и восемь-десять человек, которые находились на станции.

Наконец какой-то человек в чалме протянул из окна глиняный кувшин с отбитым горлышком. Девочка тотчас замолчала.

После отправления поезда на станции разыгралась еще одна комедия. Крестьянин спросил, обращаясь к одному из стрелочников:

— Сударь, как нам попасть отсюда в Гёзтепе[6]? — Стрелочник расхохотался. — Чего смеешься? — спросил крестьянин, при этом ехидно улыбаясь.

— Братец, ты вышел не на той станции… Тебе нужно было ехать до станции Хайдарпаша[7]… Отсюда вы не доберетесь до Гёзтепе и до завтрашнего утра…

Вдруг крестьянин, указывая на детей, сказал: