Ветки кизила

Йорганлы рассказал о болезни ребенка. На вторую ночь путешествия Исмаила начало рвать. Он не спал всю ночь. На следующий день ему стало немного лучше, и они снова отправились в дорогу, однако к обеду состояние мальчика опять ухудшилось. Но возвращаться смысла не было. В конце концов они продолжили путь с больным ребенком, однако пришлось все время нести его на руках. По этой причине они не успели к вечеру дойти до деревни, в которой собирались погостить. К тому же в темноте они могли сбиться с пути. Выхода не было, им пришлось ночевать в горах… К утру у Исмаила совсем пропал голос…

— Клянусь, той ночью я уже смирился, потерял всякую надежду, что ребенок выживет. Решил, что такова его судьба, и нам придется оставить тело бедняги на съедение шакалам и уйти. Однако Аллах, оживляющий сухие деревья, сжалился над этим ребенком. Как только у нас будут деньги, мы принесем в жертву петуха. Правда, Гюльсум? — продолжал Йорганлы.

Гюльсум, которая слушала эту историю, будучи не в силах даже поднести ко рту ложку, кивала головой, как взрослая, и все повторяла:

— Даст Аллах, дядя, даст Аллах.

— Но теперь уже все хорошо, не так ли? — спросила Надидэ-ханым.

— Слава Аллаху, да… Но пока он еще очень слаб… Но если немного поест и попьет, совсем поправится.

Надидэ-ханым зажгла фонарь, подвешенный на террасе, и в его свете смогла получше разглядеть своих гостей. У Гюльсум были длинные каштановые волосы, заплетенные в мелкие косички. Если бы не ее пухлые, похожие на кукольные, щеки и не два крупных передних зуба, поднимающих верхнюю губу, ее лицо можно было бы назвать даже красивым. Ее глаза слегка косили, однако это ее не портило. По словам Йорганлы, девочка попала к нему в возрасте трех лет, сразу после болезни. Тогда она мало походила на человека. В кудряшках торчали соломинки, голова — огромная, а личико — маленькое сморщенное, как у старушки. Под глазами залегли глубокие тени, а выделяющиеся ряды зубов под сжатыми белыми губами придавали ее лицу выражение мертвеца.

— И весь этот путь вы прошли пешком? Неужели вы не могли нанять машину или взять повозку? — спросила Санийе.

Йорганлы, улыбнувшись невежеству этой стамбульской девочки, не знающей, что такое бедность, не смог сдержаться:

— Мы не смогли найти подходящего ландо, барышня… — Затем снова стал серьезным: — Когда мы пришли в Болу, нам попался грузовик. Водитель посадил Гюльсум и Исмаила в машину, а мне места не хватило. Было видно, что парень очень спешил… иной раз гнал так, что казалось, летел прямо в ад… Машина едет, я бегу за ней… Вскоре я начал задыхаться. Еще немного такого бега, и сердце не выдержит, — решил я. А он даже и не смотрит… я подал парню знак: «Брось, друг… высаживай детей… не нужна мне такая твоя милость».

Хозяйские дети смотрели на крестьянина, как на бродячего артиста, и с огромным вниманием слушали его историю. Они представляли, как он бежал со своим покрывалом на спине и зеленым сундучком на шее и кричал, но смеяться стеснялись.

Санийе снова задала вопрос:

— А когда вы хотели есть, что вы делали?

— Что мы можем делать? Если находили еду, ели. А когда ничего не попадалось то шли в горы — там много травы… Мы паслись как овцы.

Гюльсум потеряла всякую надежду разбудить Исмаила. Ее дядя потихоньку начал толкать ребенка.

От жалости и сострадания на глаза Надидэ-ханым навернулись слезы; наклонившись, она погладила Гюльсум по волосам.

— Гюльсум, глядя на тебя, прямо кусок в горло не лезет… Ты очень любишь своего брата? — спросила она.

Девочка смутилась и несколько раз кивнула.

Такая преданность очень понравилась Надидэ-ханым.

Гюльсум могла бы стать хорошей нянькой для ее самого младшего внука Бюлента.